Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века
Шрифт:
Через 20 лет точка зрения И. Саливон немного изменилась, и она уже говорит об отсутствии оснований для отождествления неолитического населения Беларуси как с финно-угорским, так и с балтским, да и вообще с каким-либо другим современным этнолингвистическим сообществом. По ее словам, «в неолите не могли существовать столь большие объединения», а в антропологическом смысле «корни беларусов, вероятно, начинаются с неолита, ибо с того времени доминирует древний генофонд, который поглощал всех пришельцев — балтов, а затем и славян» (22).
Выводы действительно интересные, поскольку они еще раз обращают внимание
С другой стороны, допущения, на которых они основываются, более чем спорные. Влияние культуры ямчато-гребенчатой керамики на территории Беларуси было достаточно ограниченным, а ее этническую атрибуцию с учетом всех материалов нельзя признать однозначной. Черты «ослабленной европеоидности» при детальном анализе оказываются архаическими признаками древнейших североевропейских популяций и имеют происхождение, независимое от «восточного» влияния.
Находится ряд весомых оснований и для отождествления неолитического населения территории Беларуси с определенными этнолингвистическими сообществами. Более того, по мнению авторитетных археологов (Д. Крайнов, Р. Римонтене, Д. Телегин, М. Чернявский), носители культур беларуского неолита могут считаться протобалтами. В связи с этим в новом свете встает проблема балтизмов в финно-угорских языках (особенно в Поволжье и Приуралье), связанных с архаическими явлениями быта и верований.
Этимологический анализ географической терминологии прибалтийско-финских языков выявляет достаточно существенный балтский (и староевропейский) слой. В. Топоров отмечал (23):
1) балтизмов в финских языках «на несколько порядков больше, чем финизмов в балтских»;
2) «балтизмы охватывают большую площадь и большее количество языков, чем финизмы применительно к балтским языкам»;
3) «весьма значительная часть балтизмов… касается уже II тыс. до н. э., а большинство финизмов в балтских языках (почти исключительно в восточнобалтских) существенно более поздней поры».
Он сделал вывод:
«Все это было возможно, скорее, в том случае, если основа субстрата была балтская, а финский элемент появился здесь позже, в качества суперстраты».
«Принятие балтского элемента в Восточной Европе в качестве субстратного наиболее естественным образом объясняет и балтскую гидронимию на запад от Средней Волги, и балтизмы в поволжско-финских языках».
К таким же выводам пришел эстонский исследователь Л. Ваба.
Все это, вместе взятое, вкупе со сведениями о чрезвычайной концентрации гидронимов староевропейского типа на балтском пространстве, в том числе на территории современной Беларуси, позволяет поддержать балтоцентричную модель индоевропейского праязыка и указывает, по крайней мере, на более «северное» направление поиска прародины индоевропейцев, при всей условности самого понятия «прародины».
В любом случае, говорить о существовании «генетического барьера», об «отрицательной комплементарности», основываясь на препарированной надлежащим образом социобиологии и жонглируя релевантностью фактов, явно не приходится.
А вот констатированная многими исследователями консервативность генофонда беларусов очень сильно ограничивает круг возможных этногенетических моделей, почти целиком исключая из него крайние миграционистские концепции. Говорить о «массовых» или «могучих» миграциях славян на нашу этническую территорию — значит становиться на скользкий путь искажения исторической истины, сознательно или несознательно делать свою науку служанкой идеологии (господствующей, либо с претензиями на господство).
5. Презумпция автохтонности
Впрочем, пространство, на котором происходил этногенез беларусов, выделяется еще одной яркой консервативной чертой: устойчивостью лингво-культурных ареалов. На нее обратили внимание В. Булкин и А. Герд.
В частности, А. Герд, пытаясь проследить истоки множества наблюдаемых ныне специфических явлений в «днепро-двинской диалектной зоне», пришел к очень интересным выводам:
1) зона эта представляет достаточно цельный историко-культурный тип;
2) эта цельность просматривается в культурной преемственности обитателей упомянутого края, начиная как минимум с III тыс. до н. э.
Схожие выводы были сделаны этими учеными применительно и к другим историко-этнографическим регионам Беларуси.
Несмотря на то, что некоторые из сравнений и доводов требуют верификации и дополнительного обоснования, вообще такой подход представляется достойным внимания, ведь «каким бы редким ни был такой случай», «а именно пространственное совпадение пучков изоглосс с археологическими и историко-этнографическими границами», «он позволяет открыть некоторые перспективы междисциплинарной кооперации». Свое совместное исследование В. Булкин и А. Герд завершают словами Н. Толстого:
«Подобные совпадения не могут быть игнорированы и остаются научным фактом, требующим своего толкования, а не скептического отношения» (24).
Понятно, что в таком случае автохтонистские концепции будут иметь ощутимый перевес над миграционистскими. Именно в связи с этим нами в свое время был предложен методологический принцип «презумпции автохтонности» (согласно которому явление должно рассматриваться как местное по происхождению, пока обратное не будет убедительно доказано), а также корригирующий принцип «деконструкции традиции». Последний берется на вооружение всякий раз, когда возникает непреодолимый разрыв между наличным состоянием культуры и культурными ожиданиями или чаяниями лица. Он всегда обращен к первоистокам, первоначалам и имеет интенцию очищения их от «мусора истории» и воссоздания их предвечной чистоты. Реконструированные первоистоки далее проецируются на будущее в качестве не просто возможного, но желанного и ожидаемого будущего.
На основе этих трех моментов: — 1) рефлексии наличного культурного разрыва (или разрывов); 2) обращения к первоистокам; 3) проекции изначального состояния на желанное будущее — складывается любая деконструктивистская стратегия как методологически оправданная позиция при работе с историческим материалом. В этом смысл той деконструкции беларуского этногенеза, который резюмируется формулой «беларусы — это славяноязычные балты».
Но при отмеченной консервативности генетической памяти беларусов мы вправе ожидать не меньшей консервативности и в отношении культурной памяти. А она не последний арбитр в вопросах этнического прошлого. Верно утверждает О. Трубачев: