Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века

Тарас Анатолий Ефимович

Укажем другие факторы, которые могли влиять на географию генофонда. Это водораздел на территории Беларуси между бассейнами Балтийского и Черного морей, наличие древних путей «из варяг в греки», существование в Средние Века и в раннее Новое время Великого Княжества Литовского. С учетом всех этих обстоятельств, можно с высокой долей вероятности полагать, что градиент генетических изменений с юга на север сохранился как наследство от взаимных контактов ранних европеоидов — южных и северных — на уровне рас второго, а возможно и третьего порядка. На уровне рас первого порядка геногеография беларуской земли «пульсирует» рядом с генетическим ядром европейской расы.

Авторы раздела «Историческая геногеография Восточной Европы» в коллективной монографии, посвященной антропологии и этнической истории

восточных славян, утверждают, что на картах разных компонент контуры юго-западного генетического ядра (в границах от правобережья Припяти на севере и от Закарпатья на западе) «как бы передают его географическую пульсацию в разные исторические эпохи». [101] Мы тоже привели немало доказательств того, что связь этого ядра с восточными славянами действительно существует. [102] Но все же в основе беларуского генофонда присутствуют и дославянские балтские популяции, и доисторические палеопопуляции на севере вместе с индоиранскими на юге.

101

Восточные славяне: Антропология и этническая история. М., 1999, с. 127.

102

Нам представляется некорректным закрепившееся в российской антропологии название этого ядра как «славянского». Данная традиция имеет в большей мере идеологическое, а не научное обоснование. — Прим. ред.

Анализ нашего банка данных демонстрирует самобытность исторического пути беларуского этноса, его самобытность среди других восточнославянских этносов. Из этого анализа следует, что географическая структура современного беларуского генофонда во многом соответствует ареалам древних археологических культур. Например, придвинский геногеографический ареал накладывается на территорию распространения нарвенской культуры (IV–III тысячелетия до Р. Х.) эпохи неолита и северобеларуской культуры (конец 3-го — первая половина 2-го тысячелетия до Р. Х.) раннего бронзового века. А западнополесский ареал, как мы уже отмечали, находится в границах распространения культуры шнуровой керамики Полесья (XVIII–XIV века до Р. Х.) и лужицкой культуры (XV–XIV века до Р. Х.) бронзового века, а также поморской культуры (IV–II века до Р. Х.) железного века. И это действительно весомый аргумент в пользу генетической непрерывности поколений.

Интересно проследить общую тенденцию изменчивости в границах ареала беларуского генофонда и сравнить его в этом аспекте с ареалом русского генофонда, ради чего еще раз внимательно рассмотрим представленные карты. Так, на них хорошо видно, что упорядочение пространственной структуры изменчивости русского генофонда происходит в направлении «запад — восток». Аналогичные процессы для беларуского генофонда имеют перпендикулярное направление — с юга на север. Сами создатели карты обращают внимание на то, что генетическая «европеизация» восточно-европейского населения — преимущественно русского — прекратилась под восточным татаро-монгольским влиянием.

Геногеографические карты Восточной Европы читаются не только с учетом каждой из компонент в отдельности либо их обобщенных характеристик, но и по генетическим расстояниям любого этноса от всех остальных.

Сначала кратко о том, как выглядит восточноевропейский генофонд с точки зрения московских антропологов. Юрий Рычков с коллегами на основе построенных ими карт предложили время формирования генофонда русских на протяжении 1000–1500 лет (карта 9).

Они утверждают, что на этой карте восточноевропейский генофонд выглядит как отклонение от «средних частот генов русского народа и тех других народов, чьи ареалы полностью или частично входят в прямоугольное окно со сторонами 28 и 56 градусов восточной долготы, 50 и 60 градусов северной широты. [103]

Однако генофонд беларусов существенно отличается от русских (по материалам сравнения 100 аллелей 34 локусов). К беларусам Придвинья генетически наиболее близки жители Псковской, Новгородской и Смоленской областей. Этому факту есть историческое объяснение — общие кривичские корни. Немного дальше от «кривичского» ареала находятся популяции Центральной Беларуси и Поднепровья вместе с жителями юго-западной Летувы и восточной Латвии. В третью шкалу генетическо-антропологических расстояний попадают западные беларусы Понемонья (вместе с жителями польского пограничья, западными летувисами, латышами) и южные популяции Беларуского Полесья.

103

Восточные славяне. М., 1999, с. 129.

Мы принимаем мнение московских коллег только как дополнительное свидетельство продвижения генных комплексов из Центральной Европы и с Балкан в эпоху славянизации автохтонов. Влияние балтских прапопуляций на беларуский генофонд они, несмотря на неопровержимые археологические факты, к сожалению, не учитывают.

Поэтому с тезисом, что «ядро русского генофонда находится на юго-западе русского этнического ареала», с добавлением части беларуского ареала, мы согласиться не можем. В действительности на карте уровней близости к беларускому этносу эти два субареала объединяются в один — беларуский. Именно здесь отчетливо проявляется многовекторная дивергенция обобщенной генетической компоненты (см. карту 7). К беларусам на северо-востоке и юго-востоке нашей страны приближаются жители смежных территорий, предки которых еще в первой четверти XX века идентифицировались как беларусы.

На карте отклонений по комплексу биохимического полиморфизма в первую очередь выделяются два региона — беларуский и русский. Что касается беларуского, то здесь явно присутствует преимущественно меридиональная дивергенция — на юг и северо-восток, а также на юго-запад. Русский регион не имеет по этому показателю такой консолидированности и отличается достаточно высокой степенью мозаичности (карта 9). Кстати, палеоантропологические материалы Т. И. Алексеевой убеждают в наличии у восточных славян (особенно украинцев) комплекса генов южного, средиземноморского происхождения (Алексеева Т. И., 1973).

Используя наши материалы, мы не можем с помощью «генетических часов» заглянуть дальше бронзового века. Но это вовсе не означает, что геногеографические изменения мы должны объяснять миграциями, смешением племен и культур только начиная с этого времени. Археологические материалы дают возможность искать причины этих изменений и в тех процессах, которые происходили намного раньше.

Так, согласно данным археологии, на этапе днепро-донецкой культуры памятники двух ее локальных вариантов (восточнополесского и верхнеднепровского) окончательно объединились. Включение в неманскую культуру элементов южного орнамента, не без внешнего влияния племен шнуровой культуры, придало своеобразие западнополесскому варианту орнамента (в своей основе, как известно, балтского).

«Неолитические традиции, отчетливо заметные даже в культурах периода средней бронзы, говорят о том, что племенные группы неолита не исчезли бесследно. Возникновение крупного этнического сообщества, племена которого изготавливали различные варианты гребневой керамики, — важный этап в создании той основы, на которой формировались позже славянские и балтские народы». [104]

Для исследования проблем формирования предков славян и балтов территории Полесья и Волыни действительно играют первостепенную роль. Так, в неолитических культурах Полесья археологи выявили признаковые влияния, которые распространялись последовательно с юго-запада, запада, юго-востока и снова с запада.

104

Исаенко В. Ф. Неолит Припятского Полесья. Мн., 1976, с. 118.