Преемники. От царей до президентов
Шрифт:
Впрочем, добавим еще несколько слов — уж очень неприятна, на мой взгляд, для господина Путина аналогия с товарищем Андроповым.
Исключить, что самому президенту сравнение с бывшим главой КГБ в глубине души даже льстит, конечно, не могу, но многие ли граждане сегодняшней России снова захотели бы очутиться под присмотром КГБ, да еще не на пятнадцать месяцев, а на пятнадцать или бог его там знает сколько лет?
Поэтому и продолжим. Вдруг хотя бы доля истины в сравнении Путина с Андроповым все же есть?
Поскольку Юрий Андропов сегодня в умах наших исследователей умудряется существовать сразу в трех ипостасях — сталиниста, либерала и державника, попробуем "приложить"
Итак, Андропов-сталинист.
Что говорит о Сталине сам Путин? Подчеркиваю — говорит. Что политик на самом деле думает, нам знать не дано. А вот что он высказывает вслух, известно.
Примеров много. Возьмем один, где от российского президента добивались оценки сталинской фигуры достаточно настырно. Делал это, само собой, не карманный кремлевский пул, а языкастые польские журналисты. Да еще на своем поле, в Варшаве.
Цитирую:
A. Михник (А. М.): А какое место Сталина в истории России?
B. Путин (В. П.): Это такой несколько провокационный вопрос.
A. М.: Немножко.
B. П.: Ну, не немножко. (Смеется.) Сталин, конечно, диктатор. Это без всякого сомнения. Это человек, который руководствовался в значительной степени интересами сохранения личной власти, и этим очень многое, на мой взгляд, объясняется. Проблема заключается в том, что именно под его руководством страна победила во Второй мировой войне, и эта победа в значительной степени связана с его именем. И игнорировать это обстоятельство было бы глупо. Вот такой неполный ответ вас должен удовлетворить.
A. М.: Он ближе к Ивану Грозному, с вашей точки зрения, или к Петру I?
B.П.: К Тамерлану.
Конечно, Владимир Путин, как и любой опытный политик, всегда делает соответствующую поправку на аудиторию, что также нужно учитывать. И тем не менее.
Не знаю, как относится читатель к Тамерлану, но я — не очень хорошо, поэтому лично меня ответ президента в целом удовлетворил. Как бы то ни было, это, конечно, не реплика сталиниста.
Естественно, оценку "диктатор и Тамерлан" нельзя считать и шагом к реабилитации Сталина. В понимании Путина, шаг надо сделать к более взвешенному подходу к истории. Совершенно правильный, кстати, шаг. Только он среди прочего предполагает, что окончательную оценку различным историческим событиям, в том числе и роли Сталина в годы войны, выставляет не национальный лидер, а специалисты, историки, общественное мнение.
Да и нет в истории никаких "окончательных оценок", поэтому и допустимы различные толкования роли персонажей. Включая, само собой, и Иосифа Виссарионовича. Это как раз он не допускал никаких других толкований кроме собственных. Вот если Владимир Путин, не дай бог, заявит, что только его оценка прошлого является верной, готов немедленно вернуться к вопросу о его схожести с Андроповым-сталинистом. Пока же не вижу для этого серьезных оснований.
Версия об Андропове-либерале вообще не кажется мне убедительной, поскольку основана не на реальных действиях генсека, а лишь на приватных беседах Андропова с его спичрайтерами. А в действительности краткий андроповский период был весьма далек от либерализма.
Остается тема последняя — "державность". Если под этим в самом общем виде подразумевать любовь к собственной стране и стремление укреплять государство, то Андропов и Путин, конечно, схожи. Вот
На самом деле сближает две эти фигуры лишь тот факт, что Владимир Путин когда-то учился в Краснознаменном институте имени Ю. В. Андропова, известного сегодня как Академия внешней разведки. Все остальное от лукавого. От неизбывного стремления человека к мифотворчеству. Не стоит. Тем более что Путин реальный значительно интереснее Путина мифического. Но об этом чуть позже.
Геронтологическую цепочку советских преемников вслед за Юрием Андроповым по списку продолжает любимец Леонида Ильича — Константин Черненко, однако эту фигуру, полагаю, можно без особого ущерба для темы нашего разговора и пропустить. И правил страной этот тяжело больной человек всего год. И запомнился только одним — провальным проектом поворота северных рек. Даже руководил страной не из Кремля, а из Центральной клинической больницы, где проводились заседания Политбюро.
Там же состоялось и незабываемое (интересно, кто додумался показать это всей стране?) вручение умирающему старику удостоверения об избрании его народным депутатом РСФСР.
Это, согласитесь, история болезни. А с ней положено разбираться не историкам, а врачам.
Если верить партийным документам, 54-летний "партийный молокосос" Михаил Горбачев был избран последним генсеком в истории КПСС без малейших возражений, то есть единогласно.
После нескончаемой череды смертей в высшем эшелоне советской власти это выглядело логичным. Геронтологическое Политбюро просто устало ходить на похороны друг друга. Да и отчаялось уже что-либо сделать со страной, находящейся в депрессии, если не коллапсе — экономическом, политическом и идеологическом. Марксизм-ленинизм себя исчерпал. Во всяком случае, в отдельно взятой стране, называемой СССР.
Если верить мемуарам, то борьба за пост генсека, наоборот, проходила совсем не просто и началась еще над постелью умирающего Черненко. Потенциальными соперниками Горбачева были Гришин и Романов. Как обычно в таких случаях, велись тайные переговоры, плелись интриги, но решающим в конце концов оказался голос старейшего члена Политбюро и всеми уважаемого Андрея Андреевича Громыко. У своего протеже Горбачева, по свидетельству мемуаристов, 75-летний Громыко попросил за свою услугу немного — перевести его наконец с хлопотливой работы в МИДе на почетную, но неутомительную должность Председателя Верховного Совета. Что и было ему обещано, а потом сделано.
Если борьба за пост капитана уже тонущего судна все-таки велась, значит, противники Михаила Сергеевича либо не очень понимали, что находятся на борту "Титаника", либо считали, что на их век плавучести корабля и икры на камбузе вполне хватит.
Точно так же мог бы мыслить и Горбачев. Но мыслил по-другому. Назвать его "шестидесятником" или одним из "детей XX съезда", конечно, перебор, но то, что на последнего генсека хрущевская оттепель оказала существенное влияние, бесспорно. Будучи верным практически всю свою жизнь официальной партийной доктрине, Горбачев тем не менее ею не ограничивался. Пусть и интуитивно, но упорно пытаясь нащупать какой-то иной, более человечный и эффективный путь. Не случайно Михаила Сергеевича сначала тянуло к коммунисту-реформатору чеху Млынаржу, с которым он дружил. Потом его интересовала позиция совершенно независимого по духу грузинского философа Мамардашвили. Еще позже он обсуждал социологические проблемы с не менее независимым Левадой.