Прегрешения богов

Гамильтон Лорел Кей

Тут я посмотрела на небольшую очередь из покупателей, и все поняла. Почти все здесь были фейри. Только один пожилой мужчина казался чистокровным человеком, зато у стоящей за ним низенькой пухлой женщины под ярко-красными кудряшками горели орлиные глаза — и это не метафора. Желтые птичьи глаза со спиральными радужками вокруг сужающихся и расширяющихся зрачков. За ее юбку цеплялся мальчик лет четырех, светловолосый, с аккуратной современной стрижкой. Он таращил на меня голубые глазенки. Последним в очереди стоял парень с пирсингом и разноцветным

ирокезом, кончавшимся длинной прядью вдоль спины. Одет он был в белую футболку с логотипом какой-то музыкальной группы, черные кожаные штаны и жилет, и казался здесь не к месту. Впрочем, как и мы. Они глазели на нас, а я на них — у нас это не считается бестактным.

Так вот, фейри обычно не страдают от липшего холестерина или высокого уровня сахара в крови, как и от мириада других болезней, которые поджидают любителей солений и копченостей. Инфаркт миокарда бессмертным тоже не грозит.

Мне вдруг ужасно захотелось жареного мяса.

У нас за спиной затрещала дверь — в нее уже барабанил репортер, крича, чтобы ему открыли, потому что это общественное заведение, и мы не имеем права запираться.

Во всех окнах торчали объективы, и дневной свет померк от бесчисленных вспышек. Я повернулась, прикрыв глаза козырьком ладони — очки я, похоже, забыла в комнате отдыха «Фаэля».

Тощий фейри с ирокезом, которого несведущему легко было принять за подростка, шагнул вперед и неловко поклонился:

— Принцесса Мередит, позвольте предложить вам присесть?

Я посмотрела в тонкое лицо с зеленоватой кожей — в нем было что-то откровенно нечеловеческое. Ничего такого, на что можно ткнуть пальцем, но само строение черепа было не совсем такое, как у людей. Он походил на пикси, благодаря смешанной крови приобретшего человеческий рост, пусть и ниже среднего. В острых ушах у него торчало не меньше сережек, чем у Дойла, но нижние сережки были длинные, из разноцветных перьев, и доставали до плеч кожаной жилетки.

— Было бы замечательно, — улыбнулась я.

Он подтащил низкое креслице — здесь их стояло несколько — и предложил мне сесть. Я с благодарностью опустилась на сиденье, вдруг ощутив ужасную усталость. Не знаю, из-за беременности или из-за всего пережитого утром.

Дойл подошел к владельцу магазинчика.

— Куда выходит задняя дверь?

Не «есть ли задняя дверь», а куда она выходит.

Из подсобного помещения вышла женщина со словами:

— Боюсь, задняя дверь вам не поможет, принцесса и принцы. Мне пришлось заложить ее засовом, чтобы газетные ищейки не обошли вас с тыла.

На первый взгляд она казалась отличной парой своему мужу — сплошь уютные округлости, милое приятное лицо, но я быстро поняла, что она прибегла к пластической хирургии, как и Роберт из «Фаэля», разве что она ограничилась просто человеческим обликом, не просила сделать ее сногсшибательной красавицей. Ей достаточно было выглядеть симпатичной, и когда она вышла из-за стойки и посмотрела на меня большими карими глазами, мне так отчетливо вспомнилась бабушка, что горло перехватило и сердце сжалось. Нет, черт возьми, я не заплачу!

Она опустилась передо мной на колени, взяла меня за руки. Ладони у нее были холодные — наверное, с чем-то холодным возилась в подсобке.

Ее муж сказал:

— Встань, Матильда. Тебя снимают.

— Да и пусть, — ответила она, глянув через плечо, и снова повернулась ко мне, глядя так похожими на бабушкины глазами. — Я кузина Мэгги Мэй, поварихи Неблагого двора.

Через секунду я сообразила, что это значит лично для меня. Точно зная, что родственников-сидхе у меня за пределами земель фейри нет, я не задумывалась, что могут найтись другие родственники, не сидхе.

— Значит, ты кузина моей Ба?

Она кивнула.

— Айе, — сказала она с таким густым акцентом, хоть на хлеб намазывай. — Если в Новом свете видишь брауни родом из Шотландии, не сомневайся — мой родич. Вот Роберт тут недалече живет — так он валлиец, он мне не родня.

— Нам не родня, — поправила я.

Она улыбнулась во все зубы, слишком белые, чтобы их цвет был естественным, но мы ведь в Лос-Анджелесе живем.

— Так ты меня считаешь за родню?

Я кивнула:

— Конечно.

Всех в магазине будто покинуло напряжение, которого я и не замечала — кажется, они до этого момента нервничали или даже боялись. А теперь отпустило, они даже подошли ко мне ближе.

— Высокородные обычно притворяются, будто у них в жилах одна только чистая кровь, — сказала Матильда.

— Вот он не притворяется, сказал пикси-панк, кивая на Дойла. Классные сережки. А еще пирсинг у вас есть?

— Да, — ответил Дойл.

Паренек улыбнулся, весело сверкнув кольцами в носу и в нижней губе.

— У меня тоже.

Матильда потрепала меня по руке:

— Ты что-то бледненькая. У тебя беременность обжорная или голодная?

— Какая-какая? — нахмурилась я, не поняв.

— Бывает, что женщина, пока с животом ходит, всю дорогу хочет есть, а другая на еду даже смотреть не может.

Лоб у меня разгладился.

— Ужасно хочется жареного мяса. Белков.

Она снова ослепила меня улыбкой:

— Этому горю мы поможем. Харви, пожарь мяса для принцессы! — крикнула она через плечо.

Он начал было ныть насчет фотографов и прочего, но она повернулась и наградила его таким взглядом, что он молча пошел и стал делать что велено. Но наверное, недостаточно шустро на ее вкус, потому что она еще раз похлопала меня по руке и ушла к нему — помогать или надзирать, не знаю.

Мы все делали вид, что не замечаем растущей толпы людей, облепивших окна и дверь. Я старательно отворачивалась от вспышек и жалела, что забыла очки.

Парнишка-пикси, который, вероятно, был старше меня на пару веков, подобрался к Дойлу и Холоду.