Преисподняя
Шрифт:
— Мы все тобой восхищены! Я бы тоже не хотел крови. Как ты думаешь: это возможно?
Марк подумал и покачал головой.
— Они не сдадутся. Детей уведут, спрячут где-нибудь, сами будут драться.
— И нельзя им ничего объяснить?
— Нельзя.
— А ты бы мог?
— Это бесполезно. Меня не послушают. Будет ещё хуже.
— Врачи говорят, что тебя скоро выпишут. Что дальше?
— Не знаю.
— Если хочешь, я могу взять тебя в отряд, — предложил Першин.
— Воевать? — он глянул на Першина и покачал головой. —
— Ты все знаешь внизу, нам было бы легче. Меньше крови.
Марк подумал и спросил:
— Вы действительно не будете никого убивать?
— Не будем, обещаю. Надо поскорее закончить. Ты себе не представляешь, как нам это надоело. Всем надоело, не только мне.
— Хорошо, — согласился Марк. — Если будет нужно, я помогу.
— Я на тебя надеюсь, — пожал ему руку Першин и поднялся. — Поправляйся скорее.
24
Сентябрь в Москве был дождливый, ни дня без дождя. Прихотливо, как вздумается, дождь гулял по всему городу: вовсю в Зарядье, на Болоте и на Плющихе, помышлял объявиться в Кочках, на Разгуляе или на Благуше, а во многих прочих местах покропит и уйдёт, поминай, как звали.
С того дня, как они вышли к бункеру, Першин установил за ним наблюдение. Выдвинутые к стене посты сообщали о полной тишине. Вероятно, бункер жил по своим уставам: долбил землю, занимался военной и политической подготовкой и каждый день проводил общие собрания, на которых обсуждали, как ужасно жить наверху.
В штабе ломали головы, как проникнуть в бункер: малым взрывом не взять, большой мог нанести много вреда. Решено было пробурить стену, понадобились особые буровые станки, и пока их готовили, Першин устроил отряду передышку.
Страх отпустил Москву. Горожане уже не страшились ночей, и, хотя у магазинов по-прежнему роились толпы и стояли длинные очереди, жителями овладела зыбкая надежда: все рассчитывали на облегчение жизни.
В один из дней Першина пригласили в мэрию и объявили, что за заслуги перед городом он получит новую квартиру. Переезжать надо было немедля, всей семьёй они принялись паковать вещи. Он подумал, что нет худа без добра; не объявись альбиносы и не случись подземной войны, ему вовек не получить бы такую квартиру. Все свободное время Першин оставлял семье, дочки радовались, что видят его каждый день.
В ненастные дни в конце сентября Бирс сделал два репортажа на телевидении, и однажды Джуди сказала, что звонили из Лос-Анджелеса, репортажи заинтересовали студию в Голливуде, и если Бирс согласен, с ним подпишут контракт.
Разумеется, он был согласен, это всё равно, что выиграть в лотерею по трамвайному билету. Они с Джуди устроили общее собрание, на котором большинством голосов решили половину времени в году жить в России, вторую половину они отдали Штатам, решение было принято единогласно, никто не голосовал против, и не было воздержавшихся.
Ключников
Он был уверен, что встретит Галю. С ним иногда случалось: среди прохожих ему внезапно мерещился кто-то, кого он знал, то был верный признак скорой встречи. И сейчас в идущих навстречу девушках ему несколько раз мерещилась Галя.
Он увидел её издали и понял, что на этот раз не ошибся: по усыпанной жёлтыми листьями горбатой улице она торопилась к автобусной остановке. Увидев его, Галя от неожиданности остановилась, словно наткнулась на преграду, они медленно, с опаской сходились, сдержанно поздоровались и молчали, не зная, о чём говорить.
— Домой? — спросила Галя.
Он кивнул и в свою очередь спросил:
— А ты?
— Я в Москву.
— Надолго?
— Завтра вернусь.
— А я завтра уеду.
Они умолкли, стоящий на остановке автобус нетерпеливо пофыркал, словно торопил их. От Гали, как всегда, исходило ощущение свежести, тишины и покоя, чистая кожа и волосы как будто светились в пасмурном воздухе.
— Я через неделю приеду, — неожиданно сказал Ключников.
— Приезжай, — покладисто разрешила Галя.
Они снова умолкли, и было понятно, что они не договорили, разговор оборвался на полуслове, автобус фыркал и вот-вот мог захлопнуть дверь и тронуться с места.
— Если хочешь, я встречу тебя, — робко предложила Галя.
— Хочу, — тут же согласился Ключников. — Я приеду в это же время.
— Встречу, — пообещала она и побежала к автобусу.
Он смотрел, как она бежит в сапогах на тонких каблуках, как с разбега вскочила на высокую подножку и пола плаща упала, высоко открыв ногу; автобус захлопнул дверь и тронулся с места.
Ключников вспомнил, как легко, просто, спокойно ему всегда было с ней, и подумал, что так и должно быть, ничего другого ему не нужно.
В октябре долго держалось погожее бабье лето, потом зарядили дожди, холодные мутные ручьи побежали по московским холмам, шумно скатываясь в стоки. Обложившись учебниками и конспектами, Ключников допоздна занимался.
…отряд собрался под вечер. После отдыха все выглядели резвыми и весёлыми, в хорошем состоянии духа, как свойственно здоровым молодым людям. Они посмеивались друг над другом, но без злости, по-дружески, каждый знал, что они идут в последний раз, чтобы закончить эту грязную работу.
— Дети мои, — обратился к ним Першин перед спуском. — Я хочу, чтобы все вы уцелели и вернулись. Уважьте старика, прошу вас.
Пошучивая и посмеиваясь, они весело пошли вниз, буровые станки к этому времени пробурили в стене шурфы, куда заложили заряды.