Преисподняя
Шрифт:
— Аре! — строго сказала Силье. — Не смей ругаться в этом доме!
— А я и не ругаюсь, это только к слову пришлось.
Тенгель вздохнул, с трудом скрывая улыбку.
— Что-то наш семейный совет не удался, — сказал он. — Давайте-ка посерьезнее. Вы все взрослые, за исключением Аре. Но он единственный, кто пристроен к делу. Взрослые же дети никак не могут осесть и прочно обосноваться. Даг получил блестящее образование. Что ты намерен делать дальше?
— Я пока точно не знаю, отец. Но у меня есть два действительно хороших предложения, а также масса других вариантов.
Даг по-прежнему называл Тенгеля отцом,
— Но пока ты сидишь и ловишь мух! Лив досталось в наследство торговое предприятие, но у нее нет сил приложить к нему руки. А Суль!.. Ты не могла бы опять помогать мне с больными? Им всем так не хватает тебя, но больше всего — мне.
— Могла бы, — уклончиво произнесла она, думая при этом о той свободе, вкус которой уже почувствовала. Все совершенно изменилось с тех пор, как она встретилась с Князем Тьмы. К прошлому больше не было возврата. Да, могла бы, — повторила она. — Но недолго, пока я не определюсь в жизни. Вряд ли ко мне будут липнуть женихи.
— Женихов у тебя предостаточно, ты хорошо это знаешь, — улыбнулась Силье. — Добрая половина пациентов мужского пола ухаживала за тобой. Но не похоже, чтобы тебе кто-то нравился.
— Это не так совсем, — беспечно ответила Суль.
В конце концов все стало на свои места. Суль с отсутствующим видом возилась с пациентами, давала им безвредные, слабые лекарства и обещала полное выздоровление. Иногда это помогало, иногда нет, но больные любили ее. Пару раз она предпринимала прогулки в лес, где устраивала свои скачки на Блоксберг, однако последствия были такими тяжелыми, что она не могла делать это часто. Тем не менее она постоянно тосковала по прекрасному образу Сатаны. Несмотря на то, что все происходящее на Блоксберге постоянно менялось, он всегда оставался тем же: несказанно привлекательным мужчиной с теми дьявольскими чертами, которые так нравились Суль. С каждым разом он становился все более и более красивым, все более эротичным. Пропасть между ним и обычными земными мужчинами становилась все более глубокой. Она встречалась с ним уже трижды в вихре экстаза и каждый раз, просыпаясь после этого, она чувствовала все более и более горькую пустоту. Она рыдала в бессилии.
Суль понимала, что с каждым разом сознание ее становится все более и более ущербным. Преисподняя стала для нее пограничной зоной, разделяющей два мира, и она все яснее и яснее осознавала, в каком мире чувствует себя как дома, куда влечет ее тоска. Это пугало ее больше, чем она того желала.
Лив постепенно возвращалась к нормальному существованию. Но до полного выздоровления было еще далеко. Даг был очень терпелив, часто думая о том фатальном мгновении, когда оба они поняли, что вовсе не являются братом и сестрой.
Лив сама начала об этом разговор. Они сидели у окна в Гростенсхольме. Наступили сумерки. Беседа их иссякла. Они были одни. Шарлотта отправилась на Липовую аллею.
— Что же будет с нами? — внезапно вырвалось у Лив.
Он вздрогнул.
— О чем ты?
— Ты знаешь, о чем.
— Да, — после некоторой паузы ответил он. — Только я не решался говорить об этом.
Лив ждала, что он ответит.
— Ты согласна, Лив? — тихо спросил он. — Согласна выйти за меня замуж?
Она отвернулась.
— Это не так легко, — прошептала она. — Хотеть, это не то же самое, что мочь.
— Что же мешает?
Она торопливо покачала головой.
— Я не могу тебе сказать об этом, Даг. Не могу. Это… слишком личное…
Он пристально взглянул на нее, но она снова отвернулась.
— Но ты согласна? — опять спросил он. — Согласна выйти за меня?
На этот раз она решительно кивнула. Даг не стал больше терзать ее, видя, как ей трудно.
Вместо этого он обратился со своими проблемами к Суль — открытой и честной Суль, всегда готовой придти на помощь. Он попросил ее выведать у Лив, что мешает ей выйти за него замуж.
— Во-первых, еще слишком рано, ведь ее мужа только что похоронили, — ответила Суль.
— Знаю, но я могу подождать.
Суль, почти уже решившая покончить со своими опасными играми в Блоксберг, была рада занять свои мысли другими проблемами.
— Конечно, я спрошу ее, брат. Единственное, что сейчас может спасти Лив, это брак с тобой. Почему ты не понял это раньше, простофиля?
— Ты так всегда думала?
— Откровенно говоря, нет, я так не думала, я смотрела на вас как на брата и сестру.
— И мы тоже. Но ведь мы же не брат и сестра, Суль!
— Нет, конечно, нет! Я желаю вам всего самого наилучшего и выведаю у нее правду.
И ей удалось все узнать. Как и в детстве, они спали с Лив в одной комнате, и однажды вечером Суль заметила, что Лив созрела для разговора о своем жутком браке. Она слышала в темноте шепот сестры:
— Наша мамочка говорила мне, чтобы я отдала ему всю мою любовь, чтобы я принимала его с радостью и давала ему понять, что разделяю его… страсть. И я делала так, Суль. Но в награду получила жестокие упреки: он сказал, что это не женственно, что мне впредь надлежит быть пассивной. Сказал, что это он должен быть охотником, завоевателем. Я же была его женой, его собственностью, которой он может гордиться и пользоваться по своему усмотрению.
— Ты хочешь сказать, злоупотреблять! — прошипела Суль. — Никогда не слышала ничего более гнусного! Ничего более безумного! Выбрось это из головы, Лив! А Силье права: большинство мужчин хотят, чтобы им отвечали на их ласки, хотят, чтобы их любили.
— Ты так думаешь? — с надеждой спросила Лив.
— Думаю? Я хорошо это знаю!
Лив была слишком разбитой, чтобы заметить искушенность Суль.
— Если бы только я была достаточно сильной, чтобы поверить в это! Но я была изолирована от всех, была так неуверенна в себе. Я думала, что я ошиблась, а он был прав, когда сравнивал меня с женщиной легкого поведения. Это было для меня жестоким ударом, Суль. Это было началом всяческих унижений и угрызений совести. Понимаешь, он убивал меня! И… Суль!.. Нет, я не могу об этом говорить!
— Говори. Скажи всю правду, иначе тебе не дадут покоя твои мысли.
— Нет, это пришло мне в голову только сейчас.
Суль ждала.
Собрав все свое мужество, Лив сказала:
— Это, конечно, ужасно, но я не могу… Ты понимаешь, всякий раз, когда он сек или как-то иначе наказывал меня, он бывал потом удивительно нежен…
Суль села на постели.
— О, какое свинство! Это так противоестественно…
Не найдя нужных слов, она опять легла.
— Я бы убила его! — пробормотала она, стиснув зубы, словно именно это она и не сделала.