Преклони колени
Шрифт:
Я слышу, как кто-то входит в исповедальню, и сразу понимаю, кто находится по ту сторону. Я узнаю этот запах где угодно. Сочетание ванили и сахарного печенья. Подходящее сочетание для моего маленького соблазнительного ангела.
Можно подумать, что она невинна, и так оно и есть во всех очевидных отношениях. Но ее любопытство станет моей погибелью.
— Прости меня, Отец, ибо я согрешила. Прошло двадцать дней с моей последней исповеди. — Признается Белла.
— Какие беды привели тебя сюда сегодня? — Я отвечаю, стараясь, чтобы улыбка
— Я провела ночь, ворочаясь, не в силах уснуть, потому что мысли о похоти и желании не давали мне покоя. Я все время представляла себя с мужчиной в одежде, который прикасается ко мне в самых интимных местах.
Мое сердце учащенно забилось, когда слова Беллы повисли в воздухе. В кабинке для исповедей вдруг стало душно, воздух потяжелел от тяжести ее запретных желаний. Я изо всех сил стараюсь сохранить самообладание.
Глубоко вздохнув, я собираюсь с мыслями и отвечаю ровным голосом.
— Белла, эти нечистые мысли, терзающие твой разум, действительно греховны. Искушение — естественное испытание нашей веры, но наш долг — сопротивляться и искать прощения.
Я прекрасно знаю, что не имею в виду ни слова из того, что говорю.
Белла продолжает.
— Отец, я пыталась подавить эти мысли, изгнать их из своего сознания, но они не уходят. Я боюсь, что мое любопытство собьет меня с пути, что я поддамся искушению.
Это деликатная ситуация.
— Дитя мое, очень важно помнить, что любопытство само по себе не является грехом. Однако именно то, как мы поступаем в соответствии с этим любопытством, определяет нашу праведность. Необходимо перенаправить свои мысли на добродетельные занятия, искать утешения в молитве и размышлениях.
Голос Беллы дрогнул, уязвимость просочилась сквозь ее слова. — Но, Отец, что, если эти желания поглотят меня? Что, если я не смогу устоять перед искушением?
Я на мгновение замираю, обдумывая тяжесть ее признания. Это битва, с которой сталкивались многие, борьба между желаниями плоти и чистотой души. А я годами пренебрегала этим.
— Белла, мы все несовершенные существа, подверженные искушениям. Но только благодаря нашей вере и силе убеждений мы находим искупление. Обратись за советом к Господу, и Он даст тебе силы преодолеть эти испытания.
Тишина окутывает исповедальню, тяжесть исповеди Беллы задерживается в воздухе. Мой долг как священника — направлять и поддерживать тех, кто ищет прощения, даже если я не следую собственным советам.
— С прошлой ночи я чувствую потребность прикоснуться к себе. Это было так приятно, Отец. Я никогда не испытывала ничего подобного.
— И что же ты испытывала? — произношу я хриплым голосом, даже не успев осознать, что именно я сказал.
Черт.
Сквозь решетку слышу резкий вдох и хныканье.
— Тепло. Влажность. Так хорошо каждый раз, когда я тру между ног. Даже сейчас. Твой голос заставляет меня тереться быстрее.
Она шепчет.
Она
Я пытаюсь бороться с этим. Бороться с желанием обойти эту неудобную будку, разделяющую нас, и взять ее прямо здесь и сейчас. Но я не могу.
Поэтому я делаю именно это и молюсь, чтобы никто не знал, что сейчас произойдет.
Я захожу в ее часть исповедальни, и она задыхается от шока, ее платье задралось на талии, а рука залезла в ее милые белые трусики с вишенками. Но, как хорошая девочка, она продолжает.
Я опираюсь обеими руками на спинку кресла по обе стороны от ее головы и наклоняюсь к ее лицу, почти касаясь его губами.
— Ты этого хочешь? — шепчу я, и она утвердительно кивает головой. — Словами, — отвечаю я.
— Да. — Она повторяет, снова кивая головой.
Я опускаюсь перед ней на колени, спускаю трусики с ее ног, снимаю их и кладу в карман.
Я наклоняюсь, кладу голову между ее ног и вдыхаю ее великолепный сладкий, но мускусный аромат. Если бы это зависело от меня, я бы вечно дышал только этим воздухом. Я не могу удержаться от стона, сжимая контур своего члена в штанах.
Я продолжаю двигаться вперед и быстро провожу языком по ее клитору. Я фиксирую свой взгляд на ее лице, чтобы быть свидетелем каждой ее реакции на мои прикосновения.
За свои пятьдесят два года я повидал множество кисок, но киска моего ангела — самая великолепная и соблазнительная из всех, что я когда-либо видел. Ее холмик высокий и упругий, видны розовые пухлые губки, уютно примостившиеся по бокам.
Я поднимаю ее ноги и кладу их себе на плечи, чтобы наклонить ее бедра чуть выше, чтобы я мог рассмотреть ожидающее меня медовое лакомство.
Она смотрит на меня невинными глазами лани, задыхаясь, не понимая, что ее ждет. Одного этого взгляда достаточно, чтобы моя решимость рухнула в считанные секунды.
Я наклоняюсь вперед и провожу языком по ее входу, вбирая в себя лужицу возбуждения, которая так и зовет меня.
Мои чувства переполняет пьянящий вкус ее желания, разжигая мой собственный голод. Я слегка проникаю языком в ее девственную киску, проверяя, насколько тугой она может быть, чтобы постараться сделать все возможное, чтобы преуменьшить боль, когда я возьму ее в первый раз. Это произойдет не сегодня, но очень скоро.
Я провожу языком вверх и нежно посасываю пучок нервов.
Затем, с каждым движением языка, я чувствую, как дрожит ее тело, как ускользает ее связь с реальностью. Я чувствую ее капитуляцию, ее уязвимость, обнаженную передо мной. Я продолжаю дразнить и мучить, чередуя нежные ласки и сильное давление, усиливая предвкушение, которое висит в воздухе.
— О боже, — хнычет Белла.
— Не Бог. Папочка. Скажи это, мой маленький ангел. Скажи мне, кто твой папочка. — Я рычу в ее щель.
— Ты, — лепечет она. — Ты мой папочка.