Прекрасна и очень несчастна, или Кто кинул маленькую принцессу
Шрифт:
Лара недоуменно уставилась на меня:
– Ты всерьез собираешься на них пойти? После всего, что он сделал?
– А почему нет? – я пожала плечами. – Официально-то никаких данных о его деяниях нет. Как минимум всем покажется странным, если мы не почтим память коллеги хотя бы скромным венком.
Лариса горестно покачала головой, но возражать не стала.
– Наверное, ты права. Похороны вроде бы завтра, – добавила она.
– Завтра?
– Ну да.
– Что-то быстро для криминальной смерти.
– А ее не признали криминальной, кстати, у Славки папаша оказался какой-то
– Так, так, так, – я постучала пальцами по столу, пытаясь понять, что меня беспокоит. – Так, так, так, – повторила я и воскликнула, осененная: – А с этого места поподробнее, пожалуйста. Что там про Славкиного папеньку? Кто он у нас?
Я вдруг отчетливо осознала, как мало мне известно о личной жизни сотрудников. Парни не особо откровенничали, и меня это вполне устраивало. Чем они занимаются в свободное время, где выросли, какие увлечения имеют – эти вопросы всегда оставались за границей моего внимания. Будь иначе, возможно, новость о непростом происхождении Штыменко не показалась бы мне такой удивительной. А так… Представить себе, что вечно нуждающийся в деньгах Славка, постоянно стреляющий у коллег сотню до получки, имеет влиятельного и, главное, очень богатого папашу, было трудно. И тем не менее это так!
– Узнай, во сколько похороны. Теперь я обязательно хочу их посетить.
– Ты уверена? – в голосе Ларисы читалась тревога.
Утвердительный кивок означал согласие.
– Ну, хорошо, – с сомнением ответила Лара и хотела еще что-то добавить, но не успела.
– Елена Владимировна, – в дверном проеме показалась рыжая голова Игорька Авдеева, – нужна ваша помощь.
– Уже иду! – откликнулась я и, бросив на подругу извиняющийся взгляд, прошептала одними губами: – Потом договорим.
Глава двадцать третья
Знакомство на кладбище
Одиночество – это состояние, о котором некому рассказать…
– Георгий Васильевич, – мне с трудом удалось подобраться к высокому седоволосому мужчине, державшемуся в толпе горюющих родственников особняком. Славкин отец то ли не услышал меня, то ли сделал вид, что не услышал, поэтому мне пришлось дотронуться до его локтя, чтобы привлечь внимание. На этот раз мужчина одарил меня взглядом, в котором, правда, ничего не читалось. Штыменко-старший смотрел сквозь меня пустым взором, явно находясь мыслями где-то в другом месте.
– Георгий Васильевич, – я приложила руки к груди, – примите мои самые искренние соболезнования. Слава был замечательным парнем, и его безвременная кончина…
– Вы кто? – прервал меня на полуслове мужчина.
– Коллега Славы. Вернее, его начальница, руководительница… – я запнулась. – Георгий Васильевич, – словно прыгая в воду с высокой вышки, выдохнула я, – мне очень нужно с вами поговорить. Понимаю, сейчас не лучшее место и время, но это очень, очень важно.
Убитый горем отец задумался, вперив в меня отсутствующий взгляд. Я даже не была уверена, дошел ли до него смысл моих слов. Но, видимо, все-таки дошел, так как через минуту он кивнул и произнес решительно:
– Поехали, обсудим все по дороге в ресторан.
– Ресторан? – запинаясь, спросила я.
– Да, конечно, – удивился мужчина моему удивлению, – а вы разве не едете? Славу же нужно помянуть по христианскому обычаю. Хотя какой он, к черту, христианин… Да и церковь считает таких, как он, самоубийцами. Вы, кстати, знали это?
Я отрицательно помотала головой.
– Да, – задумчиво произнес Штыменко, – вот так-то… А впрочем… Какая теперь уже разница? А там, – мужчина поднял вверх указательный палец, – все равно разберутся. Славик ведь был хорошим парнем, правда? – в голосе сильного влиятельного мужчины послышались умоляющие нотки, и я, конечно, не решилась ему возразить, поэтому, изобразив китайского болванчика, яростно закивала:
– Конечно, хорошим! Просто замечательным.
Отец удовлетворенно кивнул и, направляясь решительным шагом к машине, бросил:
– Идемте!
Мне не оставалось ничего другого, как потрусить савраской следом.
– Что у вас с лицом? – равнодушно поинтересовался отец только что похороненного парня, просто чтобы что-то сказать. Совершенно очевидно – ответ на заданный вопрос его не волновал. Он забыл вопрос сразу же, как только его озвучил. Поэтому я просто махнула рукой, мол, ничего особенного, не стоит и внимания.
Оказавшись внутри лимузина, я аккуратно осмотрелась. Открытое проявление любопытства в данной ситуации вряд ли было бы уместно, но я впервые оказалась в таком автомобиле, и потому его внутреннее устройство меня очень интересовало.
Обитый черной кожей салон производил одновременно величественное и удручающее впечатление. Конечно, именно этот цвет наиболее приличествует траурному автомобилю, но, черт возьми, неужели его создатели всерьез полагают, что, используй они в отделке белый или там серый цвета, это как-то умалило бы скорбь по усопшему? Будто друзья и родственники покойного, сев в светлую машину, тут же начнут петь, гулять и веселиться. Зачем еще больше давить на психику, окружая скорбящих людей мрачными оттенками?
– У вас есть дети? – вопрос Штыменко-старшего вырвал меня из плена собственных мыслей.
– Н-н-нет, – запинаясь, ответила я, догадываясь, в каком направлении пойдет сейчас беседа. Честно говоря, становиться жилеткой для убитого горем отца в мои планы не входило. Я сюда совсем не за этим явилась. С другой стороны, не в моих силах предотвратить неизбежное.
– И не заводите, – мужчина говорил бесстрастно, что вряд ли могло кого-то обмануть. Очевидно, за видимым спокойствием скрывалась такая боль, которая способна свалить и не такого слона.
– Я вам искренне советую, – продолжил Штыменко, – никогда не допускайте такой ошибки. Только подумайте, какая же это глупость – сознательно полностью подчинять себя другому человеку! Конечно, поначалу все идет чудесно – нет ничего милее маленьких детей. Но они имеют свойство очень быстро вырастать. И тут вас ждет немало сюрпризов, – мужчина усмехнулся и добавил, сжимая кулаки: – И не думайте, будто сможете воспитать их по своему образу и подобию! Это иллюзия, обман! Они – другие! Когда вы это поймете, будет уже поздно, и тогда останется лишь пустота.