Прекрасная Катрин

Бенцони Жюльетта

Возвращение в Монсальви

Шесть дней спустя, покинув земли Вентадура, маленький отряд, сократившийся до шести человек, достиг высокого плато Шатеньрэ, открытого всем ветрам. Они были в самом сердце Оверни, и Катрин смотрела широко раскрытыми галазами на черные скалы, древние и суровые, зловещие в эти зимние дни. Их хмурая нагота смягчалась вечнозелеными соснами. Катрин удивлялась могучим горным потокам с кипящей пеной, лазурно-голубым озерам, которые вселяли в ее душу неясную тревогу своим сумрачным безмолвием, лесам, которым, казалось, не было конца.

Благодаря свежему воздуху,

хорошей еде, оставленной испанцем, которой хватило на несколько дней, благодаря, наконец, крепости своего организма, она набирала силы с удивительной быстротой. Всего лишь через два дня после родов она пересела на Морган, несмотря на возражения Арно.

– Я прекрасно себя чувствую! – возражала она со смехом. – Да мы и без того достаточно долго еле тащились из-за меня. Мне хочется поскорее добраться до Монсальви.

На один день они остановились в аббатстве бенедиктинцев Сен-Жеро. Приор был родственником Арно. Здесь аббат д'Эстен окрестил юного Монсальви. По общему согласию родители дали ему имя Мишель, в память о брате Арно, некогда растерзанном парижской толпой.

– Он будет похож на брата, – уверял Арно, разглядывая сына, что доставляло ему все большее удовольствие, – посмотри, он такой же светлый, как Мишель… и как ты, – добавил он, кинув взгляд на жену.

Сердце молодой женщины преисполнилось радости при этих словах. Она с первого взгляда полюбила Мишеля де Монсальви, которого безуспешно пыталась спасти, и когда Арно клялся, что малыш станет точной копией брата, она с горделивым изумлением смотрела на младенца, которому дала жизнь. Сын стал ей еще ближе и дороже.

Для младенца, которому была всего неделя от роду, маленький Мишель был очень крепок. Несмотря на холод и снегопады, он хорошо переносил дорогу. Приткнувшись к обширной груди сияющей Сары, закутанный в одеяло, из которого виднелось только крошечное личико, он почти все время спал, просыпаясь лишь затем, чтобы пронзительным голосом потребовать положенного кормления. Тогда путешественники становились на привал в каком-нибудь месте, где не так разбойничал ветер, и цыганка передавала малыша Катрин. Эти мгновения были полны неизъяснимого блаженства для молодой матери: она ощущала глубокое родство с сыном, чувствовала, что он принадлежит ей, как плоть ее и кровь. Маленькие пальчики цепко ухватывались за материнскую грудь, и младенец начинал сосать с жадностью, которая все больше тревожила Арно.

– Ах пройдоха! – ворчал он. – Как только приедем в замок, сразу же определим его к кормилице. Дай ему волю, он сожрет свою мать.

– Для младенца нет ничего лучше материнского молока! – нравоучительно говорила Сара.

– Э! В нашей семье мальчишкам всегда брали кормилиц. Мы, Монсальви, прожорливые, и матерям нас прокормить не под силу. У меня самого было целых две кормилицы! – с торжеством заявлял Арно.

Эти стычки забавляли Катрин, которая хорошо понимала, отчего муж так нахваливает кормилиц. После родов женщинам полагалось воздерживаться от близости, и Арно с большим трудом переносил временное прекращение супружеских отношений. С наступлением ночи он с большой неохотой расставался с Катрин, которая укладывалась спать рядом с Сарой и младенцем. Сам же он, невзирая на тяготы дороги, отправлялся перед сном бродить по горам и возвращался только через два-три часа, совершенно измотанный. Молодая женщина ясно видела голодный блеск в его глазах,

когда кормила Мишеля, а он стоял возле нее, не отрывая взгляда от обнаженной груди и сцепив руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.

Утром того дня, которому предстояло завершиться уже в замке Монсальви, Арно едва не убил Эскорнебефа, который, приникнув к замочной скважине, подсматривал за молодой матерью. Великан не услышал шагов командира, ибо все внимание его было поглощено происходившим в комнате. В аббатстве Катрин с Сарой отвели келью, и когда настало время кормить Мишеля, молодая женщина, полагая, что никто ее не видит, распустила корсаж, выпростав обе груди и улыбаясь Саре, качавшей малыша. Кровь прилила к голове Эскорнебефа, и мощный удар Арно застал его врасплох. Сержант с воплем повалился, зажимая руками перебитый нос, но Монсальви пинком заставил его подняться.

– Вон отсюда! И помни, что в следующий раз я ударю кинжалом.

Тот заковылял прочь, согнувшись, как побитая собака, но бормоча сквозь зубы ругательства. Арно был весьма доволен собой, однако Катрин встревожилась.

– Он такой злобный… его надо опасаться…

– Он и пикнуть не посмеет! Я хорошо знаю это отродье. Впрочем, когда приедем в Монсальви, можно будет сунуть его в подземелье, чтобы успокоился.

Но когда маленький отряд приготовился выступить в путь, Эскорнебефа нигде не смогли найти. Несмотря на свой огромный рост, он словно испарился в воздухе. В монастыре никто не заметил, куда он исчез. Арно и этому не придал значения.

– Меньше возни! Больше он нам совершенно не нужен! – сказал он жене.

Но аббата д'Эстена все-таки попросил заковать гасконца в цепи и бросить в тюрьму, если удастся его схватить. Из солдат, данных Сентрайлем, у Арно оставался только маленький щуплый Фортюна, который ничуть не сожалел об исчезновении сержанта. После происшествия в лесу Шамбрьер гасконец, убедившись в необыкновенной силе Готье, преисполнился к нему горячим восхищением, а на Катрин смотрел как на небожительницу, сошедшую на землю. Это был простодушный дикарь, по природе совсем не жестокий, но огрубевший в постоянных войнах. Отныне он следовал за нормандцем словно тень.

К вечеру до Монсальви осталось не более восьми лье. Лошади шли ходко, их копыта звонко стучали по гранитному плато. Арно с трудом сдерживал нетерпение, и, когда увидел выросшую на горизонте романскую башню церкви, пустил в галоп своего черного жеребца. Сзади летела Морган, распустив по ветру сверкающий белоснежный хвост.

Из-под ее копыт вылетали камешки. Готье и Фортюна остались в арьергарде, возле Сары, державшей на руках Мишеля. Славная женщина, оберегая свое сокровище, не признавала теперь никакого аллюра, кроме неспешной спокойной рыси.

Опьянев от скачки, Катрин пришпорила Морган. Кобыла, вытянув шею и раздув ноздри, помчалась за черным жеребцом и вскоре настигла его. Арно, смеясь, взглянул на жену, покрасневшую от радости и волнения.

– Тебе не обогнать меня, прекрасная наездница! – крикнул он на ветру. – Да и дороги ты не знаешь…

– Это уже замок?

– Нет! Аббатство… Между ним и горой д'Арбр стоит деревня, а на горе наш дом. Нужно свернуть налево и ехать под стенами монастыря, а затем углубиться в лес. Замок возвышается над горой, и с башен видна вся округа. Ты увидишь сама… такое чувство, будто под ногами у тебя Вселенная!