Прекрасная мечта

Лэндис Джил Мари

Едва только прозвучало вступление, как девчушка лет десяти с последней парты вытолкнула вперед одного из самых младших мальчиков и завизжала:

– Он меня укусил!

Эва подождала, держа руки на клавиатуре, пока Рэйчел, выловив из толпы шалуна, путающегося в мешковатых штанах, препроводила его за плечо к первой парте, где он был обречен сидеть в полном одиночестве, уронив голову на скрещенные руки.

– Харолд Хиггинс, когда ты надумаешь вести себя, как подобает джентльмену, каковым ты, я знаю, являешься,

ты снова сможешь присоединиться к нам, – с драматическими интонациями в голосе объявила Рэйчел.

Поскольку это была уже третья или четвертая подобная выходка конопатого чертенка за последние несколько дней, то Эва никак не могла понять, почему же ни один из соучеников Харолда Хиггинса просто не даст ему сдачи.

– Может, он голодный, – громко пошутила Эва. Рэйчел повернулась так, что только Эва могла видеть ее лицо. Она вытаращила глаза и произнесла одними губами: «Он просто маленькая бестия».

Эва хихикнула и снова вернулась к созерцанию своей партитуры.

Безалаберный хор наконец призвали к порядку, и Эва играла, пока нестройные, ломающиеся голоса не добрались наконец до последней строки песни: «Слушай песню пересмешника, что звенит в ветвях орешника».

Когда смолкли последние аккорды, Эва повернулась на вертящейся табуретке и улыбнулась ученикам.

– Я думаю, вы наконец готовы к завтрашнему концерту. Не правда ли, мисс Рэйчел?

Рэйчел Олбрайт кивнула.

– Вполне согласна. Это еще раз наглядно доказывает, что систематические репетиции творят чудеса, верно?

Эва начала закрывать нотную тетрадь, когда Рэйчел завопила:

– Джордж Райли, стой спокойно! А потом, уже к Эве:

– А вам не кажется, что нам не помешал бы еще один музыкальный номер – что-нибудь повеселее?

Эва, уже решившая для себя, что ей не мешала бы хорошая порция выпивки, все же вымученно улыбнулась и начала наигрывать «Глиняный кувшинчик». Некоторые ученики, узнавшие мелодию, нестройно затянули:

– Ха, ха, ха, ты и я…

Рэйчел всплеснула руками и завопила:

– Замолчите все, немедленно!

Эва остановилась. Ученики – хор в заштопанных рубахах, линялых штанах, стоптанных башмаках до щиколоток, дырявых носках – затихли – муха пролети, и то слышно было бы, а Рэйчел подошла к пианино, укоризненно качая головой.

– Эва, я полагаю, эта песня нам не подходит. А вы как считаете? – прошипела она.

– Ну, я…

– Мелодия не плоха, но слова! – Она неловко поежилась, явно волнуясь, не обидела ли она Эву, не одобрив ее выбор песни.

Нахмурившись, Эва мысленно произнесла про себя слова и залилась румянцем: «С моей женой живу один, шалаш из веток – вот наш дом. Я ром люблю, а женка – джин, как веселимся мы потом! »

Она немедленно признала свою оплошность, конечно же, в школьном концерте такой музыкальный номер совершенно недопустим.

Настоящая леди в таком случае никогда не

попала бы впросак.

Рэйчел положила руку на плечо Эвы.

– Ничего страшного. Наверняка многие дети неоднократно слышали это дома, но большинству родителей очень не понравится, если это споют здесь.

Когда Рэйчел жестом разрешила ученикам расходиться, Эва чуть не подпрыгнула, потому что кто-то дернул ее за подол. Подобрав свою пышную юбку, но так, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение алое нижнее белье, она обнаружила Харолда Хиггинса, этого поросенка, лежащим на полу в такой позе, чтобы удобно было заглядывать под подол.

– Ах ты, дрянной мальчишка!

Быстро наклонившись, она схватила хулигана за ухо и поставила его рядом с табуреткой. Вот уже кем-кем, а грозой класса он совсем не казался. В полный рост он едва доходил ей до пояса. Глядя на огромные голубые глазищи и чумазую мордочку, она едва сдерживалась от смеха. Однако заставила себя изобразить свирепое выражение на лице и нагнулась к нему так низко, как только осмелилась. Не хватало только, чтобы ей откусили кончик носа, особенно, если ей придется оставить место экономки и перебираться в другие края.

– Тебе разве никто никогда не говорил, что заглядывать под дамские юбки неприлично?

– Конефно. – Воздух с шипением вырывался из щели, где, по идее, должны были находиться два его передних зуба. – Об этом мне мама фегда говорит.

– Так почему же ты ее не слушаешься?

– Потому фто мой папа говорит, ефли хофефь быть нафтояфим Хиггинфом – не пожволяй фебя поймать.

Мудрый совет. Эва покачала головой и, повернув озорника к двери, легонько подтолкнула его туда, где толпились его соученики.

– Хорошенько умойся к завтрашнему дню, Харолд, и, пожалуйста, обязательно поешь дома.

Она наблюдала, как тот пробирается к выходу каким-то уж очень запутанным маршрутом между партами. Потом он неожиданно остановился в двух шагах от двери и, обернувшись, одарил ее озорной беззубой улыбкой и поклонился, как будто это не она только что прочитала ему нотацию.

– До жавтра, миф Эва. Вы ждорово играете! – И помчался догонять остальных.

Наслаждаясь благословенной тишиной, Эва тряхнула головой и позволила себе хихикнуть.

– Вы и правда думаете, что они готовы? – спросила Рэйчел.

Эва встала и взяла нотную тетрадь, решив, что сегодня вечером надо будет потренироваться дома.

– Думаю, они готовы, насколько это возможно. Должна высказать вам свое восхищение, Рэйчел.

У вас просто ангельское терпение. Я бы на вашем месте половину из них уже давно выставила бы вон.

Рэйчел улыбалась и сновала по комнате, собирая бумажки, вытирая исписанную мелом доску и разговаривая одновременно.

– Вы привыкните. А когда вы увидите их «в кругу семьи», вы поймете, почему они так себя ведут.