Прекрасная мечта
Шрифт:
Он оглянулся и посмотрел на дом. Каждое окно чернело темнотой. Внутри никто его не ждал. Он уже в течение почти двух недель каждый день нырял в это безмолвие пустых темных комнат.
Он был уверен, как уверен в том, что живет и дышит, что хочет, чтобы рядом с ним была Эва, чтобы она делила с ним его жизнь и его постель. И он знал, что единственный, пусть призрачный, шанс вернуть ее – это поехать в город и молить ее о прощении и, если понадобится, упасть перед ней на колени. Может, Орвил и прав. Прибытие ее багажа – благовидный предлог для того, чтобы поговорить с ней.
Ноги сами понесли его к конюшне, и скоро он
Вспомнив, что говорил Орвил, он решил проверить, насколько нужным для Эвы является содержимое сундука. Хотя и так ясно, что если там находится что-то ценное, Эва заперла бы его. Но замка не было, поэтому Чейз поднял крышку. Когда он заглянул внутрь, в ноздри ему ударил аромат цветочных духов Эвы. Он закрыл глаза, борясь с искушением тотчас же закрыть крышку и бежать отсюда без оглядки. Но любопытство взяло верх, поскольку содержимое, на первый взгляд, показалось довольно интересным. Он опустился на одно колено, чтобы произвести более тщательный осмотр.
На самом верху лежали какие-то листы бумаги, свернутые в трубочку. Он вытащил один и осторожно развернул его. Там была яркая литография и кричащая надпись: «Синдбад-мореход, спектакль Великолепных Изумительных Эберхартов, представляет малютку Эву Эберхарт в роли Синдбада-морехода в детстве». Чейз свернул афишу и потянулся за второй. «Изумительные Великолепные Эберхарты представляют «Светлячков» Уиды». Чейз отложил в сторону остальные афиши, а сам начал копаться в разных предметах театрального реквизита. Ему попались боа из перьев, металлический шлем, по обе стороны которого красовались рога, пара белых перчаток длиной до локтя.
Разобравшись с этими вещицами, он занялся ворохом пышных платьев из блестящих изумрудно-зеленых, лимонно-желтых, небесно-голубых тканей, тканей цвета фуксии. Под этим великолепием едва была видна коробочка из-под сигар. Крышка соскочила, поэтому часть аккуратно сложенных, уже пожелтевших газетных вырезок из коробочки вывалилась.
Чейз взял коробку в руки и собрал вырезки, намереваясь сложить их обратно. Но потом развернул некоторые. Интересно же узнать, зачем это Эве понадобилось хранить кулинарные рецепты и рецензии на прошедшие спектакли.
Он пробежал глазами первую вырезку и почувствовал, что начинает злиться.
«Эберхарты и сами по себе мелодраматичны, и играют с таким надрывом, что на это просто невозможно смотреть. Их юный отпрыск, названный «мисс Эва, украшение подмостков», как мы уже выяснили, идет по стопам своих родителей».
И примерно в таком духе отзывались разные рецензии о постановках, сыгранных во множестве городов и поселков по всей стране. Немного успокоившись, Чейз аккуратно сложил вырезки, но его так и подмывало выкинуть самые уничижительные рецензии вон. Зачем Эве хранить отрицательные отзывы так же бережно, как и положительные? Он попытался представить, что она, должно быть, испытывала, когда читала все эти гадости, и хотел бы, чтобы он в тот момент мог утешить ее, разделить с ней ее горечь. Приведя пожелтевшие бумажки в надлежащий вид, он снова упаковал их в сигарную коробку и закрыл крышку.
Он вспомнил тот день, когда впервые встретился с Эвой Эберхарт. Представившись, как Эва Эдуарде, сочинив
Он опустил крышку сундука. Дурные воспоминания ей больше не нужны. Ничего такого жизненно важного не было в сундуке, но, как и говорил Орвил, прибытие ее вещей – это неплохой повод для встречи.
Сможет ли он дождаться этого момента? И захочет ли она разговаривать с ним?
Он начал уже было вставать, но тут его взгляд упал на мерцающие остатки золотой краски на деревянном ящичке, притулившемся рядом с сундуком. На крышке был изображен какой-то силуэт. При свете лампы Чейз увидел полустершееся лицо с огромными глазищами, обведенными угольно-черной каймой.
Он попытался откинуть крышку, но она не поддавалась, похоже, тут был замок с секретом. Чейз потер лоб и смотрел на странный предмет, не понимая его назначения. Он постучал по дереву. Оно отозвалось глухим звуком. Тогда Чейз начал простукивать крышку и боковые стенки ящичка. Наконец внутри что-то щелкнуло.
Чейз потрогал крышку. Она легко поддалась.
Содержимое ящика оказалось каким-то коконом из тряпок. Чейз осторожно вынул оттуда кокон. Он не развалился у него в руках, как можно было ожидать. Теперь на коленях у Чейза лежал странный сверток. Первое, что ему пришло в голову, – предмет очертаниями напоминал запеленутого ребенка.
Черт, что она могла тут спрятать?
Чейз поймал себя на том, что впервые за много дней он что-то чувствует. Даже больше, чем «что-то». И он даже мог дать определение этому. Любопытство, заинтересованность – вкус к жизни. И косвенно к этому была причастна Эва – через принадлежащие ей предметы она снова вернула его к жизни.
Он поддел кончик одного бинта и начал разматывать его. Минуты через три пол рядом с ним покрылся ворохом пожелтевших полосок ткани, а в руках он держал странную деревянную куклу. Ее глаза были обведены черной краской, так же как и у изображения на крышке. Ручки и ножки были сложены вместе. Это занятное создание было обряжено в странные одежды. Когда Чейз начал сажать куклу к себе на колени, ее нижняя челюсть дрогнула и рот открылся. На спинке куклы Чейз обнаружил отверстие. Засунув туда руку, он нащупал хитроумный рычажок, при помощи которого рот куклы приводился в движение.
Он засмеялся. Звук его собственного смеха, разорвавший тишину, заставил его вздрогнуть. Усадив игрушку к себе на колени, он начал открывать и закрывать ей рот, и засмеялся снова.
Волшебная кукла как будто и сама смеялась над ним.
– Ты кто? – спросил он.
Он снова привел в движение рот куклы и писклявым голоском передразнил:
– А ты кто?
Это в духе Эвы – быть владелицей такой занятной вещицы. Решив, что с прошлым Эвы он уже достаточно познакомился, Чейз начал осторожно пеленать куклу обратно. Когда он начал возиться с одним из бинтов, он выронил куклу, и та свалилась на пол. Нагнувшись чтобы поднять ее, Чейз вдруг заметил рядом с ней на грязном полу что-то блестящее. Чейз присел и поднял это. На ладони у него оказался великолепный, чистой воды бриллиант.