Прекрасная толстушка. Книга 1
Шрифт:
— Не четырнадцать, а четырнадцать с половиной, сказала я ему, — гордо объявила Танька. — Вы что, целовались с ним, что ли?
— Один раз… — соврала я.
— То-то он и бесится. Ловко ты его надула. А как же Алексей? — укоризненно спросила Танька. Она была в курсе всех моих сердечных дел.
И вот тут-то я с ужасом поняла, что за всю ночь ни разу его не вспомнила. И почему-то разозлилась на него за это.
— А он про меня подумал, когда в эту квартиру проклятую полез? И потом, он никаких клятв с меня не брал. И вообще, ему никогда ничего не нужно было.
— Влюбилась? — с завистью
— Влюбилась, — тихо ответила я.
— Я еще ночью поняла, когда вас в коридоре увидела. Ладно, думаю, пускай лучше ты в него влюбишься, чем я… Меня Зинаида совсем со свету сживет, а про тебя, может, и не догадается.
Бедная Татьяночка, она даже не представляла себе подлинных размеров катастрофы. И долго не могла понять, в чем дело, когда, с моего согласия или без, предпринимала попытки нас якобы случайно свести.
Макаров бегал от меня, как черт от ладана. На мои записки не отвечал, на назначенные встречи не приходил, и затащить его в Танькину квартиру не было решительно никакой возможности.
Я, разумеется, бесилась, страдала, сохла, насколько это возможно при моей конституции. А главное, не могла понять, в чем же дело. Неужели он мне все наврал тогда на троне и я ему совсем не нравлюсь?
Потом мы с Танькой его выследили, и я его приперла к стенке. До той встречи я и не предполагала, что мужик, ге- рой-разведчик, удалец, весельчак, может оказаться таким трусом… Он, увидев меня, покрылся испариной, и у него натурально начали трястись усы.
Как потом выяснилось, незадолго до Нового года он поступил на работу оперуполномоченным в 4-е отделение милиции, где у него начальником оперативного отдела работал его старый фронтовой дружок.
Приняли его с испытательным сроком. Но самое главное, дали служебную площадь, крошечную квартирку в подвале без окон. Она располагалась под аркой большого дома на Пушкинской площади и вход в нее был прямо с улицы. Даже прихожей не было. Открываешь дверь и попадаешь прямо на кухню, где только и помещался один стол с керосинкой да две табуретки.
Первое, что ему пришло в голову, когда он узнал о моем возрасте, что его не только тут же выгонят с работы и из квартиры, но и посадят за совращение малолетних не меньше чем на десять лет, а после тюрьмы ему придется вернуться в родную деревню под Дмитров, где его младший братишка работает трактористом, получает пятнадцать копеек на трудодень и радуется, когда мать, продав картошку на Тишинском рынке, привозит домой белый батон и бутылку подсолнечного масла. А ему так нравилась Москва, новые друзья, новая работа.
Он только четыре месяца назад вернулся из Германии, где был ординарцем у коменданта Берлина и как сыр в масле катался, но попал в аварию, получил тяжелое сотрясение мозга и был комиссован из армии.
В Москве его через военкомат как героя войны на первых порах устроили заведующим Донскими банями с перспективой дальнейшего роста в районном масштабе. Но эта работа была ему не по душе, и он отказался от районной номенклатуры ради живой оперативной работы в милиции. И вот вся его кое-как налаженная жизнь могла пойти прахом в одно мгновение. Было чего пугаться.
Но когда я его поймала в его собственной маленькой квартирке, то всего этого, разумеется,
Разобравшись в ситуации, я сразу как-то успокоилась. Мне даже стало жалко мужика за то, что он так боится ка- кой-то статьи в Уголовном кодексе и Зинаиды, которая в случае чего ему эту статью точно бы обеспечила.
Когда он пришел в себя и убедился, что на меня можно положиться, мы начали с ним изредка, потихонечку, с массой предосторожностей встречаться…
Конечно же, я была сильно к нему привязана, но ничего похожего на чувства, возникшие в ту волшебную ночь и в дни моих страданий, больше не было. Очевидно, в женских глазах самый большой мужской недостаток — это трусость. Пусть даже ошибочная и временная…
Макарова все-таки уволили из органов, но не из-за меня, разумеется. Он с кем-то из начальства повздорил и чуть его из нагана не застрелил. Он ведь все фронтовыми мерками мерил и предательства не терпел. А начальник его за взятку дело закрыл… И это был тот парень, с которым они на фронте под одной шинелью спали…
Я утешала его как могла. А Зинаида, воспользовавшись моментом, когда он был в расстроенных чувствах, чуть ли не силком оттащила его в загс и устроила на свою базу Ресторанторга экспедитором. Он развозил в автофургоне продукты по ресторанам.
Теперь мы с ним виделись в его подвальчике, когда он был уверен, что Зинаида на работе. Он отпускал шофера к мебельному магазину подхалтурить и прибегал в синем сатиновом халате, и от него пахло копченой осетриной, дорогой колбасой и коньяком. Спиртным пахло не от халата, а от него самого. Был он чаще всего небрит, а усы теперь по-мадьярски смотрели вниз. Тогда-то я и прозвала его Сладким Ежиком.
Мы с бабушкой жили тогда не очень-то богато, но все равно я не могла приносить домой продукты, которые он настойчиво пытался мне навязать. Дом его ломился от деликатесов и дорогих вин. Когда я его однажды спросила, откуда все это, он отшутился: мол, на машине к кузову прилипает…
Несмотря на свой возраст, я уже имела подобный опыт с Алексеем и очень волновалась по этому поводу. Но он успокоил меня, объяснив, что он ничего не ворует, что директора ресторанов сами суют за то, что в первую очередь выполнишь их заявку и дефицита подкинешь.
Так продолжалось около года. Потом однажды Зинаида нас застала. Я только что к нему пришла и мы еще ничем таким не успели заняться. Она открыла английский замок своим ключом и застала нас тепленькими на кухне. Мы пили чай. Ничего другого я не употребляла, чтобы бабушка не унюхала, да мне и не хотелось. Я до сих пор предпочитаю заниматься любовью на трезвую голову. Так тоньше ощущения.
Зинаида устроила страшный скандал. Макарова перевели в простые грузчики на базе. Он пытался подать на развод, но она пригрозила, что сдаст его в милицию за совращение малолетних, а меня выгонит из школы и ославит на весь район. Мне ведь еще и шестнадцати не было. И какое кому дело, что я выглядела как девятнадцатилетняя. Судья на это не посмотрит.