Прекрасная защитница
Шрифт:
Наконец она добралась до коридора, в который вышел Грант. Выбравшись из толпы, Эмили ринулась в темный проход.
И тут же с трудом подавила разочарованный возглас. Грант исчез во второй раз. Коридоры, слабо освещенные редкими мерцающими фонарями, висящими на стенах, изгибались и поворачивали. Но пока она выбиралась из толчеи в главном зале, Грант пропал. Он мог войти в любую дверь. Мог подняться по лестнице и пройти в заднюю часть дома. Мог свернуть за угол, где его поджидают тысячи всяких опасностей и даже смерть.
Эмили стало не по себе. Она терпит одну неудачу
Нет. Нет! Она не сдастся. Она должна найти Гранта, а это означает, что придется осмотреть все комнаты. Она шагнула в темноту, внимательно следя, не подстерегает ли ее какая-нибудь опасность за углом или в дверном проеме, а потом наклонилась и прижалась ухом к первой двери, надеясь услышать покоряющий голос Гранта. Даже если бы она услышала, что он шепчется с какой-то шлюхой, это означало бы, что с ним все в порядке. Что тот, кто угрожает Гранту, не нашел его сегодня вечером и не отнял у него жизнь прежде, чем она, Эмили, успела обнаружить природу этих угроз.
Но за этой дверью Гранта не было. Не было его и за следующей, и за следующей. Эмили шла по коридору, стараясь услышать какой-нибудь звук, свидетельствующий о его присутствии, какой-нибудь намек на борьбу. Каждый раз, когда Эмили останавливалась, тревоги относительно собственной безопасности почти исчезали, отодвигаясь на задний план. Она почти ощущала себя прежней, поскольку панический страх, который был ее постоянным спутником в течение последних шести месяцев, временно прошел.
Она дошла до конца коридора и оказалась перед выбором. Можно было свернуть вправо и пойти по еще одному коридору со множеством дверей. Или влево, там короткий путь вел к одной-единственной двери.
– Начнем с простого варианта, – прошептала она, подкрадываясь к единственной двери слева. Подойдя ближе, она поняла, что тьму в коридоре пронзил луч света изнутри, и что в комнате раздаются приглушенные голоса. Понять, о чем там говорят, было трудно.
Эмили подошла ближе, стараясь не шуметь. Потом присела и заглянула в узенькую щелку, поскольку дверь была закрыта не до конца.
В комнате находилось три человека. Один сидел спиной к двери. Второй суетился вокруг него, делая какие-то странные движения. Щелка была маленькая, и Эмили не могла рассмотреть всю сцену полностью. Похоже было, что суетящийся кормит сидевшего, хотя такое предположение казалось совершенно нелепым.
Еще один человек стоял у камина. Его Эмили узнала сразу же. То был Каллен Лири, ирландский боксер-профессионал, уже давно продававший свои кулаки тому, кто больше платил. Про него говорили, что жестокость и убийства доставляют ему удовольствие. Его вполне можно было назвать самым опасным преступником на лондонских улицах.
При виде Каллена Лири Эмили похолодела, и страх мгновенно вернулся. Раньше она знала этого человека только по грубым рисованным наброскам в газетах. Но в жизни он оказался еще более устрашающим.
Он был высок, ничуть не ниже Гранта, но крупнее. Тогда как Грант был гибок и мускулист, Лири представлял собой просто жирную тушу с перекатывающимися мускулами. А шрам, который перечеркивал его лицо, начинаясь под правым глазом, проходил, изгибаясь, через переносицу и заканчивался у левого угла рта, очень ясно говорил о том, что насилие – родная стихия этого человека. Никто в точности не знал, как именно он получил этот шрам, но всякая новая теория оказывалась ужасней предыдущей.
Эмили страшно захотелось убежать. Забыть о том, чему ее учили, не слушать свои инстинкты, говорившие, что здесь происходит что-то очень важное, и просто бежать отсюда. Но она сжала руки в кулаки и преодолела страх. Здесь явно что-то происходит, и ее долг – понять, что именно.
Сделав над собой усилие, она придвинулась ближе к щели. Что здесь делает Лири? Его преступления серьезны, связи – отвратительны, его разыскивают власти, так что он редко показывается на людях. И вот он здесь, в «Синем пони», стоит, прислонившись к обшарпанному камину с таким видом, будто он – король преступного мира.
Эмили затаила дыхание, отбросила эмоции в сторону и дрожащей рукой чуть-чуть приоткрыла дверь пошире. Ей нужно увидеть, кто с ним, чтобы понять, что собирается делать Лири, потому что все ее инстинкты говорили ей, что она наткнулась на что-то гораздо более важное, чем угрозы в адрес Гранта. Это настоящее дело, в отличие от того, которое придумали ее друзья, чтобы занять ее, считая не способной ни на что серьезное.
Бросив последний настороженный взгляд на Лири, она занялась вторым человеком, тем, что стоял. Оказалось, он вовсе не кормил сидящего. Он накладывал на его лицо грим. Эмили напряженно прищурилась. В движениях человека было что-то очень знакомое, но она все еще не понимала, что происходит.
Наконец, сидевший встал и медленно повернулся. И тут Эмили отпрянула, прикрыв рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Лицо этого человека в точности походило на лицо принца-регента. Если бы он не был так худощав, она решила бы, что это и есть принц.
Тот, кто гримировал ложного принца, надел на него какую-то громоздкую одежду и начал шнуровать ее на спине. В этой одежде самозванец казался более тяжелым и мягкотелым и еще больше напомнил принца Гeopгa. Одетый таким образом, он был точной его копией. И внезапно в голове у Эмили мелькнула догадка.
Эти люди строят заговор против регента, и она невольно раскрыла этот заговор.
– Эй!
Лири оторвался от камина и швырнул бокал, который держал в руке, прямо в дверь, за которой стояла Эмили. Эмили едва успела уклониться, стекло попало в стену позади нее, и хрустальные брызги посыпались, как ливень.
Она не удержалась, вскрикнула. И похолодела. Она забыла, чему ее учили, мгновенно вернувшись к тому моменту, когда раздался ружейный выстрел, сразивший ее полгода тому назад.
Тут в ушах раздался хриплый голос Лири:
– Там какая-то шлюха! Она все видела! Поймать ее!
Эмили захотелось свернуться в клубок. Но пришлось бежать. С трудом выпрямившись – она ведь сидела на корточках, – Эмили бросилась прочь по коридору.
Грант глотнул дешевого виски и выругался. Виски было плохое, но выругался он потому, что был крайне раздосадован.