Прекрасное отчаяние
Шрифт:
— Я знаю, что облажался. Сильно. И у меня нет оправданий. Никаких объяснений, кроме собственной неуверенности. — Сейчас его бледно-голубые глаза, самые уязвимые из всех, что я когда-либо видела, когда он удерживал мой взгляд. — Я так привык к тому, что люди пытаются воспользоваться мной. Всю мою жизнь все, кто приближался ко мне, делали это, потому что им что-то от меня нужно. Им нужна моя власть, мое богатство, мое влияние. Такой была моя первая реакция, когда я услышал эту новость. Мои худшие страхи тут же вырвались на поверхность, убеждая меня, что ты только притворялась,
— Почему ты так думал?
— Потому что я был ужасен с тобой. Я издевался над тобой. Притеснял тебя. Унижал тебя. Господи, я заставил тебя сосать мой член в обмен на еду, а потом уехал, как будто это ничего не значило. Как после всего этого ты могла начать хорошо относиться ко мне?
— Это было еще в сентябре! Неужели эти несколько месяцев ничего для тебя не значили?
— Они значили все. — От силы его голоса я слегка отшатываюсь назад. Он опускает руки по бокам. Откинувшись на пятки, он наклоняет голову к серому небу над головой и испускает долгий вздох. — Но потом моя собственная неуверенность вернулась, чтобы преследовать меня. — Он снова наклоняет голову и встречает мой взгляд. — Я должен был поверить тебе, когда ты сказала, что невиновна. Даже если не было доказательств, я должен был поверить тебе.
— Да, ты должен был.
— Если ты хочешь, чтобы я провел остаток жизни на коленях, умоляя тебя о прощении, то я так и сделаю. И если ты больше никогда не захочешь меня видеть, я буду это уважать. Но я не могу позволить тебе уйти отсюда с мыслью, что ты была для меня всего лишь игрушкой.
От отчаяния в его голосе мое сердце болезненно сжалось. И то, как он смотрит на меня... Я могу сказать, что он подразумевает каждое свое слово. Я пытаюсь сделать вдох, но мои легкие, кажется, больше не работают должным образом.
— Каждый раз, когда ты входишь в дверь, кажется, что кто-то высасывает весь воздух из комнаты. — Его глаза прожигают меня насквозь, проникая в самую душу, когда он в отчаянии раскидывает руки. — Я не могу нормально думать, когда ты рядом со мной! Вот как сильно влияет на меня одно твое присутствие.
Я взволнованно вдыхаю, сердце бешено колотится о ребра.
— Я люблю тебя. — Он смотрит на меня с такой неприкрытой уязвимостью, что у меня в груди все трещит. — Я люблю тебя так сильно, что это пугает меня.
— Я... — Я не знаю, как закончить предложение. Я даже не знаю, как сейчас дышать.
— Раньше я просто шел по жизни на автопилоте. Никаких взлетов. Никаких падений. Я жил, но никогда не был живым. Пока не встретил тебя.
— Александр... — И снова я не знаю, что сказать.
— Я никогда не смогу вернуться к той жизни, которая была до встречи с тобой, и та дыра, которую ты оставишь в моей душе, если уйдешь, будет самым болезненным, что я когда-либо испытывал. Но я выдержу это, если ты выберешь именно это. — Его глаза впиваются в мои. — Но никогда, никогда не сомневайся в том, что мои чувства к тебе настоящие. Я буду стоять на коленях ради тебя, ползать ради тебя, унижаться ради тебя каждый день до конца своей жизни, если ты
Последние отчаянные защитные стены, которые я пыталась возвести вокруг своего больного сердца, разбились, как стекло перед ударом кувалды.
Ухватившись за воротник его куртки, я рывком поднимаю его на ноги и прижимаюсь губами к его губам. Он обхватывает меня руками, крепко прижимая к себе, и отвечает на поцелуй с отчаянием и облегчением, от которых у меня перехватывает дыхание. Его тело идеально прилегает к моему, как будто создано специально для меня.
Он проводит пальцами по моим волосам, а затем проводит по моим щекам, продолжая целовать меня так, словно от этого зависит его жизнь. Я чувствую влажный холод на своих коленях от того, что его штанины полностью промокли от снега, когда он опустился передо мной на колени.
Александр Хантингтон стоял передо мной на коленях.
Умолял меня. Перед всеми этими людьми.
Неприкасаемый король этого университета, всего города, который поклялся, что никогда не будет стоять на коленях и просить о чем-либо. Он встал на колени ради одного человека…
Меня.
Я думала, что он никогда не пожертвует собой ради меня. Думала, что он никогда не сделает ничего, что стоило бы ему хоть капли дискомфорта. Но теперь у половины этой улицы есть кадры, где он преклоняет колени перед моими ногами. А ему все равно.
Сердце заколотилось в груди.
Он был готов терпеть это унижение не ради обещания моего прощения просто для того, чтобы я знала, что никогда не была для него просто игрушкой. Он был готов позволить мне уйти навсегда, если бы я этого захотела, даже после того, как он публично умолял меня о прощении.
И если это не доказательство того, что я была неправа, то что тогда доказательство?
Александр Хантингтон IV любит меня.
И да поможет мне Бог, но мне кажется, что я люблю его еще сильнее.
44
АЛЕКСАНДР
Смех, музыка и разговоры заполняют все здание. Женщины в блестящих платьях и мужчины в дорогих костюмах прыгают и танцуют на танцполе, а другие пьют и целуются в кабинках и на диванах вдоль стен. Свет льется из множества прожекторов, преломляясь в люстре на высоком потолке и заставляя тысячи сверкающих фигур перемещаться по комнате.
Но ничто не выглядит так блестяще, так великолепно, как она.
У меня перехватывает дыхание каждый раз, когда я смотрю на нее.
Оливия Кэмпбелл.
Темная улыбка расплывается на моих губах, когда я провожаю взглядом ее тело. Моя. Оливия Кэмпбелл полностью моя.
Я как раз опускаю руки, чтобы взять бокалы с игристым вином, которые попросила моя потрясающая маленькая стипендиатка, когда мое внимание привлекает движение. Мужчина в оранжевом бабочке дико танцует, стоя спиной к Оливии, и отпрыгивает назад, врезаясь в нее.
Во мне закипает ярость.
Хлопнув стаканами по столу, я пробираюсь сквозь толпу танцующих людей, устремив убийственный взгляд на пьяного мужчину. Он разворачивается, когда я подхожу к ним.