Прекрасное сожжение

«Прекрасное сожжение»

Джейми МакГвайр

серия «Братья Мэддокс» №4

название: «Beautiful Burn»/ «Прекрасное сожжение»

автор: Jamie McGuire/ Джейми МакГвайр

переводчики: Марина Маслюк (1-7 главы), Светлана Азарова (с 8-й главы)

оформление :

обложка: Врединка Тм

перевод выполнен для группы:

http://vk.com/beautiful_disaster_club

КОПИРОВАНИЕ БЕЗ ССЫЛКИ НА ГРУППУ И ПЕРЕВОДЧИКА ЗАПРЕЩЕНО!

Аннотация:

Только выпустившись из колледжа, Эллисон Эдсон превратилась в невидимку. Она приезжает в летний домик семьи в Колорадо, и ее поведение наконец привлекает внимание родителей, но не так, как она надеялась. Лишенная привычных родительских миллионов и вынужденная сама себя обеспечивать, Элли постепенно теряет контроль и совершает непоправимую ошибку.

Как и его брат-близнец Тейлор, Тайлер Мэддокс – член Альпийского подразделения, борющийся на передовой с лесными пожарами. Он высокомерен и обаятелен, а бродячий образ жизни легко позволяет ему ограничивать отношения одной ночью. Когда Тайлер встречает Элли на местной вечеринке в несезонный период, ее дикий нрав и презрительное поведение сначала восхищают его, но, когда чувства усиливаются, Тайлер понимает, что внутренние демоны его любимой женщины могут оказаться сильнейшим врагом, с которым когда-либо приходилось столкнуться Мэддоксу.

Глава 1

В детстве я целую вечность могла сидеть и смотреть на открытый огонь. Мои родные считала это своеобразным времяпровождением, но вот спустя двадцать лет, я следила за кончиком тлеющей сигареты, за пеплом длиною в целый палец и за оранжевым огоньком, медленно взбиравшимся по бумаге. Дом был заполнен потом, шатавшимися пьяницами и развратом, отчего глубокий вдох мог оказаться небезопасным; весь кислород высосали из комнаты. Мое тело пронзали звуки барабана, визг и хохот девушек, большинство из которых не достигли совершеннолетия, а остальные были готовы стошнить от выпитой упаковки «Mike's Hard Lemonade» (алкогольный напиток из смеси водки, натуральных ароматизаторов и газированной воды).

Я откинулась на спинку маминого любимого мягкого импортного кресла, наслаждаясь учиненным беспорядком, в котором чувствовала себя как дома.

Папа доверял моему поведению, поэтому было очень легко наблюдать за дурным поведением без зазрения совести, даже несмотря на периодическое непосредственное участие.

Красавица с фиолетовыми волосами, уложенными блестящим лосьоном в прическу в стиле «помпадур», протянула косяк – всего дюйм волшебной травы, скрученной в бумажную трубочку – я на долю секунду заглянула ей в глаза, чтобы проверить затягивалась ли она прежде, чем приняла его. Выпустив дым в потолок, стала следить, как он взмывается вверх и присоединяется к белому облаку, накрывавшему огромное пространство галереи, предназначенной для «апре-ски», (термин в буквальном переводе с французского звучит как «после лыж». На самом деле он означает весь спектр отдыха на горнолыжных курортах, который следует непосредственно после катания) вина и утонченных гостей, но только не пьяных местных работяг, которые терлись о картины и опрокидывали вазы.

Мое тело моментально расслабилось, голова откинулась на диванную подушку. Под действием травки я пришла к выводу, что Колорадо - одно из трех моих любимых штатов для проведения отдыха. А тот факт, что дом родителей находился в Эстес Парке, вознес его до лидирующей позиции.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Я повернулась и столкнулась с ее невинной красотой, ни капли, не удивившись присутствию на переполненной вечеринке, при это не узнав хозяина.

– Элли, – ответила я, не обращая внимание на ее сонные, покрасневшие глаза.

– Элли Эдсон? Ты сестра Эллисона?

Я вздохнула. Мне не хотелось продолжать этот разговор.

– Я и есть Эллисон.

Ее брови нахмурились, когда лицо накрыла тень замешательства.

– Но... Эллисон ведь парень, разве нет? Хозяин дома? – Она захихикала и опустила голову на руки. – Вы – близнецы?.. или что-то вроде того?

Откинувшись на спинку кресла, по лицу растянулась улыбка, когда ее пальцы ни с того ни с сего пробежались по моим длинным темным волосам. Одна ее рука была разрисована разнообразными по размеру черными черепами и ярко-голубыми розами; а вот вторая совершенно чистая.

– Нет, я Эллисон, - тот самый парень и хозяин дома.

Она громко рассмеялась над моей шуткой, после чего опустилась на колени перед креслом.

– Меня зовут Пейдж.

– Давно здесь живешь?

– Почему ты решила, что я местная? – Спросила она.

Она внимала каждому моему слову, и подобное одностороннее влечение порождало во мне странное сочетание возбуждения и утомительного однообразия. Пейдж была не просто красива; она пропиталась надеждой, в тоже время имея опыт собственных печальных историй – ничего ни от кого не скрывая, слишком уязвимая, даже несмотря на слишком много раз разбитое сердце, чтобы его можно было склеить.

Я вернула ей косяк. – Твои глаза не наполнены обманутыми ожиданиями и виной за потраченные впустую средства.

Она захихикала.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Вот именно.

– Это портрет твоих родителей? – Она указала короткими, облупленными ногтями на картину в другой стороне комнаты.

Я вздохнула. – Так и есть – пытались купить бессмертие.

– Выглядят неплохо. Они одарили тебя всем этим.

– Нет, все по-прежнему принадлежит им. Я всего лишь взяла во временное пользование. Подобные нам люди рано усваивают урок не отдавать что-либо бесплатно.

– Подобные вам? – Весело переспросила она. – В смысле те, которые имеют нереально огромный дом?

– И не один, – ответила я.

Ее брови взлетели на лоб, а рот изогнулся в приятной усмешке.

Кто-то мог бы спутать мое замечание с хвастовством, но в моем голосе скрывалось умышленное презрение, которое Пейдж не распознать. Она продолжала улыбаться. Услышь она о признании матери под влиянием «Ксанакса», что мою сестру, Финли, она любила больше, или о намеренной порче «Феррари», которую отец подарил мне на шестнадцатилетие (в основном, в качестве извинения за то, что забыл о нем), или о том, как моя соседка по комнате, Кеннеди – тоже из богатой семьи – на парад по защите женских прав в Беркли принесла свой выкидыш в пакете со струнным замком. Пейдж по-прежнему бы смотрела на меня, будто я признавалась ей в любви, а не в деталях исповедалась в семи уровнях собственной порочности.