Прекрасное видение
Шрифт:
– У светофора – налево. Второй поворот. Во двор… У третьего подъезда.
Машина остановилась в темной арке. Мы вышли. Вслед за Мишей вошли в подъезд, поднялись на второй этаж. На лестничной площадке Миша кивнул на внушительную бронированную дверь.
– Здесь.
Я позвонила раз, другой, третий. Никто не открывал.
– Никого нет, – сказала я. – Поехали домой?
Дато не отвечал, сосредоточенно разглядывая дверь. Затем повернулся и молча пошел вниз по лестнице, на ходу бросив нам:
– Я сейчас…
Вернулся он в самом деле быстро, неся с собой взятый из машины
– Что ты хочешь делать? – обеспокоенно спросила я. Дато, не отвечая, развернул тряпку, в которой оказался набор отмычек, снова осмотрел дверь, замурлыкал:
– Георгий сказал посмотреть – мы и посмотрим… Не волнуйся, дорогой, – все увидим, все поглядим… Нина Сергеевна, можете идти. Дальше я сам.
– Тебя заметут, – нервно сказала я.
Дато скорчил гримасу: мол, что за ерунда, – и спокойно, по-деловому занялся дверью. Я растерянно следила за его движениями. Разумнее всего было в самом деле уйти и не рисковать оказаться замешанной в квартирную кражу. К тому же я не понимала, что рассчитывал найти Дато в запертой квартире отца Фотия. Я посмотрела на Мишу. Тот стоял прислонившись к стене, наблюдал за работой Дато. Казалось, ни о чем не волновался. Подумав, я решила, что в случае появления милиции я свалюсь под мусоропровод и притворюсь пьяным бомжом. Но на площадке было тихо.
Дато работал мастерски – без шума, без лишних движений. Замки чуть слышно поскрипывали, щелкая отжатыми язычками. Не прошло и десяти минут, как мальчишка выпрямился, вытер ладони о штаны и удовлетворенно сказал:
– Все готово.
Нам пришлось еще подождать, пока Дато аккуратно сложит инструмент в тряпицу, завернет его и спрячет за пазуху. Затем он толкнул дверь, та подалась, и мы вошли внутрь.
Во всей квартире горел свет, но я не успела удивиться тому, что хозяин, уходя, забыл погасить электричество. Глаза разбежались от множества икон, покрывавших стены огромной комнаты. Старые, темные образа со стершимися ликами висели рядом с яркими, словно написанными вчера. Серебряные, покрытые камнями оклады отбрасывали на стены разноцветные блики света. Скорбно смотрели Богородицы. Сумрачно взирали Спасы. Ангелы с печальными глазами дули в трубы. В углу мигала красным огоньком лампада.
Я ошеломленно смотрела на это великолепие. Миша рядом со мной машинально перекрестился. И только на Дато увиденное, казалось, не произвело никакого впечатления. Насвистывая «Мэри», он не спеша прошел в соседнюю комнату, заглянул на кухню, в туалет, в ванную, – и я вздрогнула, услышав его радостный возглас:
– Вах, ну что я говорил! Вылезай, отец! Зачем прятаться?
Мы с Мишей переглянулись, кинулись было к ванной, – но в это время в комнату вошел отец Фотий. За ним появился улыбающийся Дато.
– Что вам угодно? – отрывисто спросил отец Фотий. Он был без рясы, в обычных потертых джинсах и растянутом свитере. Только сейчас я заметила, насколько силен физически этот человек. Соперничать с ним мог, пожалуй, только Георгий Барсадзе. Борода отца Фотия была всклокочена, темные острые глаза метались по нашим лицам.
– Почему дверь не открывал, когда звонили? – весело спросил Дато, разваливаясь в кожаном кресле у стены. – Столько
Отец Фотий, не отвечая, сделал движение к двери. В ту же минуту Дато словно подбросили пружиной. Вскочив на ноги, он загородил выход, и я с ужасом увидела в его руке пистолет.
– Дато!
– Шума не будет, Нина Сергеевна, – пообещал Дато. – Шпалер с глушаком. А тебя, отец, по-хорошему прошу – не дергайся.
Несколько секунд отец Фотий в упор смотрел на него. Затем молча скрестил руки на груди, отошел к стене. Дато спокойно вернулся в кресло. На минуту в комнате повисла тишина. Нарушила ее я:
– Отец Фотий… Как вы нашли Тони? Вам рассказала Ванда? Где она, что с ней случилось?
Отец Фотий даже не повернул головы в мою сторону. А я, глядя на его высокую, широкоплечую фигуру и седую голову, не решилась повторить вопрос. Даже сейчас этот человек продолжал внушать мне уважение. Я чувствовала – отец Фотий так и не заговорит. Пистолет в руке Дато, казалось, не пугал его. Молчание затягивалось.
– Зря не отвечаешь, отец, – вдруг послышался голос Дато. Не вставая из кресла, мальчишка поднял руку с пистолетом. Послышался сухой щелчок. Икона Богородицы на противоположной стене раскололась и с треском осыпалась на потертый ковер.
– Господи! – хором охнули мы с Мишей. Дато даже не повернул головы в нашу сторону. Снова тихий щелчок – и рухнула икона Спаса. Щелчок – и Троица рассыпалась в труху.
Отец Фотий издал придушенный вопль – и рухнул на колени рядом с обломками икон. Я бросилась к Дато:
– Ты с ума сошел! Перестань!
– Это же доски, уважаемая! – с неожиданной злостью сказал парень. С его лица слетело всякое благодушие. – Просто доски, дрова!
– Доски?!! – неожиданно заревел отец Фотий, и мне показалось, что уцелевшие иконы закачались от этого крика. – Вандалы! Изверги! Проклятые нехристи! Это же одиннадцатый век, изуверы! Это древние мастера, это Дионисий!
От его невозмутимости не осталось и следа, лицо перекосилось от ярости. Сжав в руке обломок иконы, он бросился было к Дато. Тот в ответ улыбнулся и прицелился в многоярусный иконостас в углу.
– Смотри, отец, – у меня еще пол-обоймы.
Отец Фотий сразу сник. Покачнувшись, опустился на пол рядом с разбитыми иконами, опустил на них руки. Я заметила, как дрожат его сильные, покрытые ссадинами и зажившими трещинами пальцы.
– Не стреляй. – Голос отца Фотия сорвался на хрип. – Что… что вы хотите знать?
Дато взглянул на меня. Я сглотнула слюну, откашлялась.
– Как вы вышли на Тони, отец Фотий?
– Ванда исповедовалась мне, – глухо сказал он. – Я знал, что ее любовник – наркоман. Это было ее самым большим несчастьем.
– Да, – машинально сказала я.
Цепочка соединилась. Итак, операция отца Фотия «Богоматерь» началась в тот день, когда Ванда, поддавшись на уговоры Миши, решилась исповедоваться. Облегчения, правда, это ей не принесло. А отец Фотий, принявший исповедь, вероятно, вскоре забыл бы об услышанном, если бы Миша, безгранично верящий своему духовному пастырю, через какое-то время не рассказал ему о сокровище Вандиной прабабки.