Прекрасны ли зори?..
Шрифт:
Пограничники обратились в Москву с просьбой прислать им опытного военного специалиста. Выбор в штабе погранвойск пал на меня.
Своей семьи я не застал в Москве. Мама, рассудив, что лучше жить хоть и в тесноте, но вместе, вызвала Маргариту с дочками к себе. Мне, конечно, не хотелось уезжать, не повидавшись с ними, и я попросил разрешения проведать своих родных и семью.
Дома погостил всего несколько дней. А из Казани дорога привела меня прямо на «крышу мира» — на Памир.
Прошло много напряжённых дней, бессонных ночей, прежде чем на границе воцарился покой и порядок. В течение четырёх месяцев, проведённых здесь, я старался по силе возможности
В 1942 году я прибыл в Сталинград. Вначале меня назначили командиром роты, потом дали батальон. Каждый из нас отдавал всё до последнего, чтобы выполнить полученный нами приказ: «Ни шагу назад!» Даже сейчас нелегко говорить о трудностях, выпавших тогда на нашу долю. Но, как говорят в народе, после тридцати дней поста наступает праздник. Так и наши дела вскоре пошли на лад.
25 января 1943 года наша 21-я армия с запада вступила в Сталинград и на Мамаевом кургане встретилась с соседней частью. Замкнулось кольцо вокруг 6-й немецкой армии. Советское командование предъявило фельдмаршалу Паулюсу ультиматум о безоговорочной капитуляции. Паулюс понимал, что иного выхода у него нет, и 31 января он вместе со своим штабом сдался нашим войскам. На полях дымились кладбища фашистских танков, превращённых в металлолом.
А на западе, в Белоруссии, происходили вот какие события.
В ночь на 23 июня 1944 года наши войска по всему Белорусскому фронту пошли в наступление. Это было началом полного освобождения Белоруссии и стремительного похода на Берлин.
Советское командование придавало особо важное значение укреплению тыла. Ведь даже один диверсант, орудующий в тылу, может причинить урон, равный по размерам действиям целой воинской части. А тут приходилось иметь дело не с одиночными диверсантами, а с сильными вражескими подразделениями, оставшимися в окружении. Их необходимо было разоружить, а если окажут сопротивление — уничтожить. Проведение такой операции требовало специальной подготовки и опыта. Исходя из этого, наш 157-й полк, состоявший преимущественно из пограничников, в том числе и мой батальон, оставили в Белоруссии.
Фронт быстро откатывался на запад. Всё приглушеннее доносились раскаты канонады, а потом и вовсе стали не слышны. Но ожесточённые кровавые схватки то тут, то там разгорались на уже освобождённой земле. Потрёпанные фашистские части изо всех сил старались пробиться к своим.
Большого труда и немалых потерь нам стоило разоружение корпуса генерала Фалькнерса. Со слов пленных нам было известно, что генерал остался в окружении вместе со штабом. Но недостатка в боеприпасах он, видно, не испытывал: стоило нам приблизиться к линии их обороны, фрицы открывали ураганный огонь из всех орудий, какими располагали. Корпусу Фалькнерса несколько раз удавалось прорываться сквозь наше кольцо, и он всё ближе продвигался к фронту. Были необходимы решительные меры. Каждый раз, предварительно обстреляв врага из «катюш», мы обращались к солдатам Фалькнерса по громкоговорителю: «Фронт удалился на сотни километров. Советские войска освободили Минск. Если хотите сохранить себе жизнь, сдавайтесь!..» Но упрямый генерал продолжал сопротивляться. Тогда мы стали ночными стремительными налётами отсекать по частям живую силу от его корпуса.
Наша армия продвинулась далеко вперёд, а мы всё топчемся на месте…
Вызвал я к себе разведчиков. Спрашиваю, нет ли среди них боевых ребят, добровольцев, которые смогут живым или мёртвым доставить генерала Фалькнерса. Короче говоря, выкрасть его.
Нашлись такие ребята. Отчаянные разведчики были в моём батальоне.
Мы разработали план, и самые опытные разведчики отправились за генералом. Вернее, они должны были только помешать ему уйти (как уже не раз случалось), когда мы пойдём в атаку.
Чтобы облегчить эту операцию, мы попросили командующего хорошенько обработать позиции немцев с воздуха. Аэродром располагался неподалёку от нас, около деревни Мир.
Незадолго до прибытия наших самолётов мы ещё раз обратились к немцам с предложением сдаться. Но никакого ответа не последовало.
Вскоре послышался рокот моторов, и низко над лесом показались наши «этажерки». Они обычно появлялись неожиданно, едва не задевая шасси макушек деревьев, и сбрасывали бомбы на опешивших врагов. С небольшой высоты им нетрудно было попадать в цель. Тем более что наши лётчики уже хорошо знали расположение огневых точек противника. Вот и на этот раз они обрушили свой бомбовый груз на миномётные батареи фрицев, разбили их дзоты. Во вражеском стане поднялся переполох.
Пользуясь суматохой, мы подобрались совсем близко к их переднему краю и притаились в густом ельнике. Самолёты сделали последний заход и унеслись на восток.
Не успели фрицы выскочить из полузасыпанных щелей, где прятались от бомбёжки, мы оказались в их окопах. Началась рукопашная схватка. Большинство врагов, отстреливаясь, стало отходить в гущу леса. Но многие стояли в окопах, высоко задрав руки и тараща на нас испуганные глаза.
Основные силы врагов всё-таки отошли и увели свою технику.
Едва бой затих, мои разведчики привели группу обезоруженных немецких офицеров, среди которых, заложив руки за спину и высокомерно глядя перед собой, шагал сам генерал.
Генерал сносно говорил по-русски. Мы обошлись без переводчика. Я развернул карту перед ним. Генерал намётанным глазом окинул карту, перевёл взгляд на меня. На его лице появилось выражение растерянности.
— Я предполагал, что фронт удалился всего на километров двадцать — тридцать… — пробормотал он и принялся мять дрожащими пальцами сигарету.
— Фронт отдалился более чем на двести — триста километров. Вы в обыкновенном «мешке», герр генерал. Мы не хотим лишнего кровопролития. Чем больше гибнет наших солдат, тем большую ненависть вы пробуждаете к себе…
— При настоящей ситуации я могу отвечать только за себя, — резко сказал генерал.
— Но если вас сколько-нибудь заботит судьба ваших солдат, вы можете ещё многое сделать, — возразил я. — Вспомните благоразумный поступок вашего коллеги Паулюса…
Помолчав, Фалькнерс хриплым голосом произнёс:
— Даже при желании помочь моим солдатам я сейчас бессилен что-либо сделать…
— Вы свободны, генерал, — сказал я. Заметив его растерянность, уточнил: — Временно свободны. Как вы понимаете, не будь я уверен, что мы встретимся вторично в аналогичных обстоятельствах, не отпустил бы вас. От вас самого зависит, в каком тоне мы тогда продолжим наш разговор. Ступайте.
Фалькнерс нерешительно зашагал прочь, временами беспокойно оглядываясь. Видно, боялся, как бы не выстрелили ему в спину. Вскоре он скрылся в лесу, на который начали опускаться сумерки.