Прекрасные
Шрифт:
– Еще ничего не решено, – сказала Амбер. – Нам не стоит…
Вошла служанка с графином теплого масла, и мы замолчали. Тихо, словно полет пера, она втирала масло в волосы Падмы, заставляя их блестеть в неярком свете, словно оникс. Потом пришла моя очередь, и каждый мой локон был пропитан сладкой жидкостью и заколот на затылке. Еще одна служанка прикрыла пледом храпящую Валерию, и затем они снова исчезли.
– Дюбарри запретила нам это обсуждать, – сказала Амбер.
Хана и Эдель бросили на меня раздраженные взгляды. Такие же, как Валерия, когда
– Боишься проиграть, Амбер? – Слова Эдель лишь подлили масла в огонь и еще больше разозлили сестру.
– Это не игра, – сказала я совсем как Дюбарри. – Успокойтесь все. – Я попыталась улыбнуться Амбер, чтобы спустить все на тормозах. Ее руки тряслись, а сама она покраснела с головы до ног, словно ошпаренная.
– А тебе не все равно, Эдель? Ты же ненавидишь быть Прекрасной, – сказала Амбер. Напряжение распространилось по комнате, как толстое одеяло, готовое задушить всех нас. Пока мы росли, такие ссоры разгорались по любому мелкому поводу: из-за стула на веранде, где мы завтракали, из-за оценок… Мы спорили, кто лучше разбирается в истории Прекрасных, кого больше хвалила Дюбарри. Жаркие споры длились неделями, как палящее солнце в теплый сезон.
Хана подняла руки вверх и замахала.
– Прекратите! Мы уже слишком взрослые для этого.
– А еще у нас сегодня день рождения, – напомнила Падма.
– Ой, да мне все равно. – Эдель поднялась из кресла. – Я просто не думаю, что это должна быть ты, Амбер, просто потому что ты всегда все делаешь по указке.
По глазам Амбер было видно, что ей больно слышать такое.
– Быть Прекрасной – это честь…
– У наших экипажей стоял мальчик, – выпалила я.
Эдель, Хана, Падма и Амбер повернули головы в мою сторону. Готова поспорить, что мои щеки стали пунцовыми.
– Он стоял у ворот.
– Мальчик? – Падма хлопнула в ладоши.
– Что произошло? Что он вообще от тебя мог хотеть? – Амбер обрушила на меня шквал вопросов. – Как он прошел через охрану?
– Что он сказал? – спросила Хана.
– Он спросил, могу ли я сделать человека из глины, как написано в заголовках газет…
– Эти репортеры понятия не имеют… – начала было Амбер.
– Да, Амбер, мы знаем. Дай ей закончить, – ответила Эдель, нахмурившись.
– Мы стояли вдвоем, – сказала я. – Не знаю, куда ушел стражник.
– Ты напугалась? – спросила Падма. – Я бы на твоем месте вся тряслась от страха.
– Нет. – Я вспомнила о том, как юноша меня рассмешил.
– А стоило бы. Это запрещено, – сказала Амбер.
Хана сморщила нос, как будто съела лимон.
– Тихо, Амбер. Как он выглядел? – Эдель наклонилась ко мне, свесившись с шезлонга. – Кто-нибудь, разбудите Валерию. Ей надо это услышать.
Падма подошла к креслу Валерии и потрясла ее за плечо. Та перевернулась и снова захрапела.
– Она опять будет ныть, что все пропустила.
Амбер скрестила руки на груди. Ее лицо сравнялось цветом с копной темно-рыжих волос.
– Какая разница, как он выглядел? Ей следовало не разговаривать с ним, а позвать стражу или присоединиться к нам. Это небезопасно.
– Он красивый, – сказала я. – Очень даже.
Падма, Эдель и Хана захихикали. Глаза Эдель расширились.
– Он хотел тебя поцеловать?
Амбер фыркнула.
– Вовсе нет, – сказала я.
– Я о таком слышала. Некоторые думают, что поцелуй Прекрасной принесет удачу и процветание всему их дому. Дочери Богини Красоты – самые везучие люди в королевстве Орлеан. Наверное, этого он и хотел, – предположила Хана.
– Не смеши меня, – сказала Амбер.
– Что страшного в поцелуе? – Хана подпрыгнула, целуя воображаемую фигуру, и пустилась с ней в пляс по комнате, Эдель присоединилась к ней. Они превратились в вихрь из бледных рук и ног. Все покатились со смеху, кроме Амбер.
– Это была бы катастрофа. – Амбер вскинула руки, а ее глаза наполнились злыми слезами. – Мы Прекрасные, а не куртизанки. Их и так полно при дворе, и все готовы целоваться. Роняя туфли и собственное достоинство, бегают за титулованными придворными из высокородных домов.
Я потянулась к Амбер, чтобы успокоить, но она отвела руку.
– Может, он в тебя влюбился. – Эдель плюхнулась в кресло и мечтательно уставилась в потолок. – Я бы все отдала, чтобы почувствовать или увидеть что-нибудь другое.
Любовь и поцелуи вызвали во мне такое любопытство, что на лбу стали появляться капельки пота. Как бы интригующе это ни выглядело, я не уверена, что мне хотелось бы испытать это.
– Не глупите. Невозможно получить сразу все. Кто захочет любви, когда можно быть могущественной? – сказала Амбер.
– Мы просто поговорили. Вот и все, – ответила я. – Какой же сегодня потрясающий вечер. Давайте лучше это обсудим.
– Помните, что случилось с Роз Мари? С Прекрасной из прошлого поколения, которая пыталась выйти замуж. – Амбер заговорила, словно ученый историк, хотя нам всем было известна эта история. Дюбарри предупредила нас, что Роз Мари подхватила болезнь, которая поражает всех Серых. Когда она вернулась домой из дворца, нам едва исполнилось четырнадцать. Она редко покидала комнату. Иногда мы спорили, кто сможет подойти и посмотреть, что у нее под вуалью. Первая, кому бы это удалось, получили бы славу и право на все наши десерты за ужином. Никто так и не выиграл.
– Это был сын Мадам Бонтам из дома Реймс, одной из королевских фрейлин. Их поймали вместе…
– Мы знаем, Амбер, – сказала Эдель.
– Они посадили его в одну из голодных камер, – добавила она.
Падма заткнула пальцами уши.
– Я не хочу больше про это слушать. Вы же знаете, это для меня слишком.
– Амбер, я не говорила, что хочу влюбиться…
Амбер издала возмущенный вопль и вылетела из комнаты.
– Что с ней происходит? – спросила Хана.