Прекрасный игрок
Шрифт:
– Те, что упрашивают. Говорят, что им нужен член…
Я склонил голову к плечу, сжав зубы и борясь с желанием погрузиться в нее, вколотить ее в кровать.
– Сейчас ты бы сказала, что он тебе нужен?
Она застонала и впилась ногтями в мою грудь, прямо под ключицами, а потом пропахала кожу так сильно, что от грудины и до пупка остались воспаленно-красные полосы.
– Сегодня ночью я сделаю все, что ты хочешь, но сначала доведи меня до оргазма.
Я не мог дразнить ее дольше и прохрипел:
– Вставь его внутрь.
Ее руки тут же метнулись к моему члену, обхватили его и, потерев о нежные складки, ввели
Звуки, которые она издавала, – сладкие стоны и хриплые уверения, что ей хорошо, очень хорошо, – заставляли меня входить глубже, двигаться яростней, снова и снова доводить ее до оргазма, чтобы у нее не осталось даже мысли о том, что когда-нибудь ее возьмет кто-то другой. Она уже знала, что я могу делать это всю ночь – и не только в нашу первую совместную ночь. Я не давал бы ей уснуть целыми часами. С Ханной я редко позволял бы себе ограничиться быстрым сексом.
Она была безупречной, прекрасной и страстной – ладони скользят по моему лицу, пальцы хозяйничают во рту, широко распахнутые глаза смотрят умоляюще, а с губ срываются приглушенные стоны.
Но когда эти глаза томно закрылись, я остановился и хрипло прорычал:
– Смотри на меня. Сегодня я не буду нежным.
Ханна верно поняла меня и взглянула не на член, а в лицо, ясно выражавшее все мои чувства: то, что я никогда не смогу ею насытиться, как бы жестко я ни трахал ее и ни шарил жадно по ее телу руками; то, как я обрадовался, почувствовав ее ответные движения, – и все стало как надо, мать вашу, точь-в-точь как надо, и я рассмеялся сквозь рык, глядя, как ее грудь розовеет и как волной накатывается первый оргазм, вырывая у нее истошные крики; то, как мне захотелось сбавить обороты, наслаждаясь медленным скольжением члена внутри нее и теплым гулом собственной крови, провести пальцем в ложбинке между ее грудей, мокрой от пота, и, наконец, замедлиться настолько, что она снова начнет меня умолять.
Ханна дернула меня за плечи, упрашивая двигаться быстрей.
– Такая требовательная, – шепнул я, вытаскивая член и переворачивая ее на живот, чтобы облизать ее спину и искусать задницу, оставив на коже красные следы зубов.
Подтянув Ханну к краю кровати, я заставил ее лечь грудью на матрас и сразу вошел глубоко – так глубоко, что мы оба вскрикнули.
Я закрыл глаза, пытаясь отстраниться от происходящего. Раньше, с любой из моих женщин, я наблюдал за всем от начала и до конца. На грани оргазма мне нужна была визуальная стимуляция. Но с Ханной это было слишком. Она – это слишком. Приблизившись к финалу, я не мог смотреть на нее – как прогибается ее спина или как Ханна оглядывается на меня через плечо. В ее глазах светились вопрос, надежда и сладкое обожание, поразившее меня, как ножом под ребра.
Я почувствовал, как она сжимается вокруг меня, и совершенно потерялся в ощущениях: вот она становится еще мокрее, когда я хватаю ее за волосы, грубо тискаю грудь и отвешиваю звонкий шлепок по заднице, вырывающий у нее страстный стон. Затем я впился зубами ей в плечо и велел, черт побери, кончать, и пронзительные крики сменились прерывистыми приглушенными стонами. А затем ее накрыл оргазм. Я еще пытался сдерживаться, пытался не думать о том, как мы сейчас выглядим. Сжимая одной рукой ее бедро, а другой – плечо, я с силой натягивал ее на себя при каждом толчке, пока не оказался на самой грани и не почувствовал, как по позвоночнику проносится огненная волна.
Она выкрикнула мое имя и вжалась в меня, и внезапно я почувствовал, что, кружась, падаю в темноту. Распахнув глаза, я вцепился в нее обеими руками и кончил, но продолжал двигаться в ней сквозь ее оргазм, хотя голова кружилась, а ноги немилосердно жгло. Казалось, мое тело стало резиновым, и я едва удерживался, чтобы не упасть.
Затем я вышел из нее и выкинул презерватив. Ханна опустилась на кровать. Она смотрелась в моей постели так, словно была создана для нее: растрепанные волосы, кожа покрыта укусами, румянцем и потом, и кое-где поблескивают остатки меда. Взобравшись на кровать, я рухнул позади Ханны и обнял ее за талию. В этом мне почудилось что-то привычное. Ханна в первый раз спала у меня в кровати, но казалось, что она была здесь всегда.
15
Проснувшись на следующее утро, я ощутила под собой незнакомые простыни и почувствовала запах Уилла, все еще липший к моей коже. Постель выглядела так, словно по ней прогулялось цунами. Простыни выбились из-под матраса и скрутились вокруг меня, а подушки валялись на полу. Я вся была покрыта укусами и синяками, оставленными пальцами Уилла, и понятия не имела, куда делась моя одежда.
Взглянув на часы, я обнаружила, что уже пять с чем-то, и перевернулась на спину, отбрасывая с лица гриву спутавшихся волос и моргая в тусклом утреннем свете. Вторая сторона кровати была пуста, и только вмятина на матрасе показывала, что там спал Уилл. Я подняла голову на звук шагов и увидела, как Уилл подходит ко мне с улыбкой на лице и без рубашки. В каждой руке он нес по кружке, из кружек шел пар.
– С утречком, спящая красавица, – сказал он, опуская кружки на прикроватный столик.
Когда Уилл сел рядом со мной, матрас прогнулся под его тяжестью.
– Нормально себя чувствуешь? Не слишком болит?
Он нежно глядел на меня, чуть приподняв уголки губ в улыбке. Я гадала, привыкну ли когда-нибудь к его заботе и близости.
– Я не слишком бережно обращался с тобой прошлой ночью.
Я провела мысленную ревизию. Вдобавок к следам укусов, покрывавшим все мое тело, ноги дрожали, мышцы живота ныли так, словно я сделала сотню приседаний, а между ног все еще ощущались отголоски его вчерашних толчков.
– Болит, но там, где надо.
Он почесал подбородок и опустил взгляд с моего лица на грудь. Весьма предсказуемо.
– Теперь это станет моей любимой цитатой. Может, смснешь мне ее сегодня вечером? А может, еще и расщедришься на фото своих сисек?
Я рассмеялась, и Уилл протянул мне кружку.
– Кто-то забыл вчера о своем чае.
– Хм-м. Кого-то отвлекли.
Я покачала головой и показала, чтобы Уилл поставил кружку обратно. Мне хотелось, чтобы обе руки были свободны. Уилл всегда был чертовски соблазнителен, но по утрам его просто следовало запретить.