Прекрасный принц
Шрифт:
Всеми вроде бы забытый, ПП продолжал себе кататься по травке возле Вестерландского Дома для престарелых, пинаемый босыми костлявыми ногами и, судя по виду, вполне счастливый. А в Замке сидел себе посиживал Вестерман, перелистывал календарь и думал, не пора
И великий день настал. Нечто, бывшее до сих пор просто неким кругленьким предметом, походившим преимущественно на ежа, разом превратилось в любопытнейшее существо, о котором пишут газеты, в интересную разновидность homo sapiens. Вестерман о нем прежде и слыхом не слыхивал, да и для всех прочих это было открытием, ибо для персонала своей богадельни он давно уже стал всего-навсего невычеркнутым номером в списке престарелых, для самих же престарелых — спортинвентарем со склада. И вдруг оказывается, что этому неодушевленному предмету стукнуло сто лет, и он собирается праздновать свой юбилей.
Итак, Вестерман направился в Дом для престарелых, прихватив с собой на всякий случай три речи. Еще неизвестно, что это за юбиляр, и поэтому одна речь рассчитана была на таких, кто давно уже вне жизни и лишь из какого-то нелепого упрямства продолжает цепляться за краешек, вторая — на полунемощных, а третья — на так называемых бодрячков, доставляющих молодым немало хлопот своим упорным нежеланием избавить их от лишних расходов.
В Доме для престарелых знали про пунктуальность Вестермана, и к моменту его появления с тремя вышеупомянутыми речами под мышкой все уже было выскоблено и вычищено до блеска. Еще накануне ПП выкатили со склада и, уложив в корзиночку, поставили в красиво убранной комнате. Теперь его вынесли на площадку перед домом, и Вестерман стал зачитывать первую из своих речей.
Но тут ему кто-то заметил, что Прекрасный Принц, надо полагать, ничего не слышит, и тогда Вестерман подержал по очереди все три бумажки перед носом Прекрасного Принца.
Но тут кто-то заметил, что он, надо полагать, и прочесть ничего не может, поскольку оба глаза у него прикрыты кожей, да еще шерстью.
Вестерману никогда еще не приходилось иметь дело с таким трудным юбиляром, и какое-то мгновение он колебался, рассердиться ему или нет. Но он стоял в лучах солнца, перед накрытым столом, с улыбкой на устах, знаменитой на всю страну своей неповторимой ослепительностью и выразительностью. И он подумал: в день своего столетнего юбилея ни один человек, будь он даже самый незаметный и незамеченный, не должен чувствовать себя несчастным и заброшенным. Надо, чтобы этот старец вкусил каким-то образом на закате своей жизни сладостную благодать, источаемую богатым и счастливым обществом.
Подумал — и сунул указательный палец правой руки в стоявший на столе горшок с медом, а вынув, стал нащупывать в шерсти рот, чтобы Прекрасный Принц, облизнув палец, смог получить представление о его, Вестермана, теплых чувствах и о царящем в стране счастливом благоденствии.
Наконец палец проскользнул внутрь, и Прекрасный Принц вздрогнул. В тот же миг все фотокорреспонденты дружно щелкнули своими камерами, запечатлев Вестермана рядом с Прекрасным Принцем, чтобы разослать потом этот снимок во все газеты страны.
Можно предположить, что Прекрасный Принц удивился (если он еще способен был удивляться), зачем это правителю Вестерману понадобилось измерять ему температуру.
Таков конец сказки для детей, которые обычно очень понятливы. Для взрослых же, которым вечно требуется комментатор, придуман такой вариант концовки:
«…чтобы разослать потом во все газеты страны.
Когда Вестерман вынул палец, он был уже не желтый от меда, а гораздо темнее, так как соответствующая функция организма была у Прекрасного Принца еще в исправности».