Прекрасный зверь
Шрифт:
— Мне казалось, ты никогда не будешь встречаться с белокожей девушкой с черными волосами.
— А мне казалось, что ты никогда не будешь встречаться БиДжеем, — парирует он.
Я уже не слышу ее ответа, поскольку они проходят на кухню.
Я надеваю футболку, узкие джинсы, которые принесла мне Лайла. Джинсы, на самом деле, слишком длинные для меня, поэтому я закатываю их. Я быстро чищу зубы новой зубной щеткой, которую оставил Шейн на раковине. Я пальцами как-то пытаюсь расчесать волосы и направляюсь на кухню.
Лайла сидит за столешницей и поедает мороженое, оживленно рассказывая
— Хочешь мороженого?
— Лайла, — многозначительно одергивает ее Шейн. — Сноу — без причуд, и она не хочет мороженое на завтрак, кроме того, тебе никуда не нужно идти? — спрашивает он.
Лайла со вздохом соскальзывает со стула.
— Мне никуда не нужно идти, но все в порядке, я ухожу, — она улыбается мне. — Я приглашаю тебя на воскресный ланч к нашей маме.
— О, ради Бога, Лейла, — сердито говорит Шейн.
— Поооокаааа, — тянет она на распев, выходя из кухни. Мы слышим, как за ней закрывается входная дверь.
— Как ты себя чувствуешь сегодня? — интересуется Шейн.
— Хорошо, — смущаясь отвечаю я.
— Неплохо. Что ты хочешь на завтрак?
— Шейн?
— Да, — он выглядит таким заботливым, но совершенно незнакомым, по крайней мере для меня.
Я вжимаюсь ногтями в ладонь. Вау! Много времени прошло с тех пор, когда я так делала. Боль от ногтей, царапающих кожу, притупляет другую боль. Боль от того, что теперь он может сожалеть, что тогда переспал со мной. Ленни как-то случайно мне сказал, что другие мужчины не захотят иметь со мной никаких дел, как только им станет известно, что со мной произошло. Я выросла в Индии, где позор от изнасилования, на самом деле, является причиной, чтобы мужчина смог убить эту женщину. Ленни всегда утверждал, что его совершенно не заботит этот вопрос, но другие мужчины могут совершенно по-другому смотреть на произошедшее. Некоторые мужчины просто недостаточно сильны, чтобы справиться с таким позором. И есть браки, которые распадаются после изнасилования.
— Я... сожалею о прошлой ночи. Я не вспоминала эти события уже много месяцев подряд. Должно быть, они появились в результате шока, случившегося со мной у дверей клуба.
— Не извиняйся за прошлую ночь, — жестко говорит он, подходя ко мне и останавливаясь в одном шаге. — Тебе не за что извиняться.
— Эм... хорошо, — говорю я, удивившись внезапной ярости у него в голосе. — Э... спасибо за то, что твоя сестра принесла мне свою одежду. Я после ланча сбегаю в свою квартиру и захвачу свою одежду... если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой… или что-то типа этого, — уверенно отвечаю я, специально всматриваясь в его лицо, желая отыскать хоть какую-то подсказку.
Но… его глаза похожи на застывшие синие ледники, а слова остры, как бритва.
— Я не передумал, и ты больше никогда не вернешься туда. Я выбросил твое красное платье. С этого момента я плачу за все и полностью отвечаю за тебя.
— О, — восклицаю я, потрясенная его жесткостью, чем больше я его узнаю, тем больше понимаю, что под спокойным шармом, юмором и очарованием скрывается сильный притаившийся зверь.
Выражение его лица вдруг меняется, становясь более нежным, и это окончательно меня запутывает.
— А сейчас, что ты хочешь блинчики с черникой, яичницу-болтунью с копченым лососем, смузи из банана, вафли или теплые булочки с маслом и вареньем из алычи или полный английский завтрак?
— Ой! — восклицаю я, запутавшись в выборе. — Обычно я ем тосты или хлопья.
Он улыбается.
— Да, я тоже.
Я делаю паузу. Зачем задаюсь вопросом, почему я выбираю из прошлого настолько скучные вещи?
— На самом деле, булочки с маслом и вареньем из алычи звучит очень хорошо.
Его глаза мерцают.
— Это любимое мое блюдо. Давай, присаживайся и расскажи мне что-нибудь, пока я все подготовлю.
— Может мне стоит помочь?
— Нет, — тут же отвечает он.
Поэтому я усаживаюсь, пока он начинает готовить наш завтрак. И пока он готовит, в воздухе все время витает восхитительный аромат дрожжевого теста для булочек и свежесваренного кофе. Он ставит еду на стол, и я вдруг понимаю, насколько голодна.
Я больше наблюдаю за Шейном, нежели ем сама, он умело разрывает мягкую булку, от которой поднимается пар и в нос шибает запах горячего теста. Я наблюдаю, как он намазывает варенье на булочку, не полностью, а чуть-чуть, только на уголок, который собирается откусить. А сверху на варенье он кладет кусок холодного сливочного масла. Потом я вижу, как его крепкие белые зубы погружаются в мякоть хлеба, и от этого он испытывает настоящее наслаждение, ощущая перемешенные вкусы — холодного, теплого, сладкого, масляного.
Как только я все это вижу, чувствую, как внутри меня что-то тает. С того ужасного дня, когда я оказалась в номере отеля, я не могла увидеть никого, кроме Ленни. Я словно была вся заморожена изнутри. Я ощущала себя совершенно одинокой. Я боялась всего мира из-за предательства Ким. Я поняла, что нельзя доверять никому. Каждый хотел что-то получить от меня. Доверять даже Ленни.
Сегодня впервые я чувствую в себе что-то сильное и настоящее.
Я чувствую любовь. Большую любовь к мужчине, сидящем рядом со мной.
После того, как мы позавтракали, я перевожу на него взгляд. Я хотела бы ему объяснить вчерашнее, я не могу оставить все, как есть.
— О прошлой ночи…
Он поднимает голову и смотрит на меня совершенно с бесстрастным выражением на лице.
— Знаю, вчера в ванной комнате я была очень жалкой, думаю, я не очень сильна. Я…
— Не очень сильна? Какого черта, ты говоришь? Черт возьми, Сноу. Ты одна из самых сильных женщин, которых я знаю. Ты была настолько сильна, даже когда весь мир рушился у тебя под ногами, ты все равно смогла выстоять.
Он качает головой.
— Ты приехала в Англию одна, без поддержки, в поисках своей мечты. Это достаточно смелый поступок, чтобы начать с нуля. И потом в девятнадцать ты выдержала такое испытание, которое выдержит ни каждая взрослая женщина, не сойдя потом с ума. И ты самостоятельно выбралась из этого состояния, не прибегая к профессиональной помощи, без должного лечения врачей, способных хоть как-то уменьшить боль от произошедшего, испытывая на себе только манипуляции и коварное влияние психопата.