Прелесть
Шрифт:
Не знаю, как Льюис успел, но он меня опередил и уже сидел в угловой кабине. По-видимому, он мчался так, что нарушил все правила уличного движения.
Он уже заказал две рюмки и сидел с заговорщическим видом. Он все еще не мог отдышаться от спешки.
— Мардж рассказала мне все, — молвил он.
— Я так и думал.
— На этом можно заработать кучу денег, Джо!
— И об этом я тоже подумал. Так что я хочу предложить вам десять процентов…
— Да нет же, вы послушайте, — запротестовал Льюис-Одному вам такое дело не потянуть.
— Я принимаю вас в дело, — сказал я, — потому что вы мой сосед. Я в этом техническом бизнесе ни черта не понимаю. У меня есть кое-что, в чем я не разбираюсь, и мне нужна помощь, чтобы выяснить, что это, но я в любое время могу обратиться к кому-нибудь другому…
Мы пришли к соглашению рюмки через три: он получал 35 процентов, я — 65.
— Теперь, когда все утряслось, — сказал я, — может, вы мне скажете, что вы там разузнали?
— Разузнал?
— О том кубике, что я вам дал. Вы бы не стали мчаться сюда, заказывать заранее выпивку и ждать, если бы что-нибудь не разузнали.
— Видите ли, в сущности…
— Погодите-ка минутку, — перебил я его. — Мы запишем это в контракте: в случае неспособности представить полный и подробный анализ…
— Что это еще за контракт?
— Мы заключим контракт, за нарушение которого любой из нас может судебным порядком обобрать другого до нитки.
Чертовски неприятно начинать с этого деловое предприятие, но с таким скользким типом, как Льюис, иначе было нельзя. И тогда он мне сказал, что разузнал.
— Это прибор для измерения эмоций. Я знаю, что термин этот нескладный, но лучшего придумать не могу.
— А что он делает?
— Он говорит, счастливы вы или грустны и как сильно ненавидите кого-нибудь.
— М-да, — разочарованно замычал я. — А на кой мне такая штуковина? Мне не нужен прибор, который говорит, что я злюсь или радуюсь.
Льюис до того взбеленился, что даже стал красноречив:
— Разве вы не понимаете, какое значение приобретает этот инструмент для психиатров? Он будет говорить о пациентах такое, что они сами никогда не отважились бы рассказать. Его можно использовать в психиатрических клиниках, им можно замерять реакцию людей при посещении зрелищ, в политике, при введении новых законов… где угодно.
— Хватит трепаться! Пускаем в продажу!
— Но все дело в том…
— В чем?
— В том, что производить эти приборы мы не сможем, — с отчаянием в голосе сказал он. — У нас нет нужного сырья, и мы не знаем, как их делать. Придется вам выменивать их.
— Я не могу. То есть могу, но не сразу. Сперва мне надо дать понять тем Коммерсантам, что я хочу получить от них, а затем узнать, что они хотят взамен.
— Какие-нибудь другие вещи у вас есть?
— Есть несколько.
— Отдайте-ка их лучше мне.
— Некоторые из них могут оказаться опасными. В общем, все это принадлежит мне. Я дам вам что захочу и когда захочу…
Мы снова поспорили.
Прения кончились тем, что мы отправились к адвокату. Мы составили контракт, который был, наверно, одним из любопытнейших курьезов в истории юриспруденции.
Адвокат, несомненно, подумал — и до сих пор думает, — что мы оба сумасшедшие, но теперь это беспокоит меня меньше всего.
В контракте говорилось, что мне надлежит вручать Льюису для определения технической и товарной ценности по крайней мере девяносто процентов предметов, источник получения которых контролирую я один, и что в дальнейшем вышеуказанный источник остается на вечные времена исключительно под моим контролем. Остальные 10 процентов могут без всяких оговорок не передаваться для обследования, причем первая договаривающаяся сторона принимает единоличное решение в отношении определения тех предметов, которые войдут в вышеупомянутые 10 процентов.
Что же касается 90 процентов предметов, передаваемых второй договаривающейся стороне, то эта последняя обязана подвергать их тщательному анализу — представлять отчеты в письменном виде и давать такие дополнительные объяснения, которые понадобятся для полного понимания со стороны первой договаривающейся стороны, в срок, не превышающий трех месяцев со дня получения предметов, по истечении какового предметы возвращаются в единоличное владение первой договаривающейся стороны. Вышеупомянутый срок изучения и определения может быть продлен на любое время лишь по заключении соответствующего соглашения между сторонами, изложенного в письменном виде.
В случае если вторая договаривающаяся сторона скроет от первой договаривающейся стороны какие-либо открытия, связанные с предметами, о которых идет речь в данном соглашении, то такое сокрытие является достаточным основанием для возбуждения дела о возмещении убытков. В случае если будет определено, что некоторые предметы можно пустить в производство, таковые могут производиться в соответствии с условиями пунктов А. В и С раздела II данного соглашения.
Условия продажи вышеупомянутых предметов должны быть оговорены и включены в качестве составной части данного соглашения, Любые доходы от вышеупомянутой продажи делятся следующим образом: 65 процентов — первой договаривающейся стороне (мне — это я на случай, если вы уже запутались, что немудрено) и 35 процентов — второй договаривающейся стороне (Льюису); издержки делятся соответственно.
Разумеется, там было еще много всяких подробностей, но суть дела уже ясна.
Глоток мы друг другу не перегрызли и из конторы адвоката отправились ко мне домой, где застали и Мардж. Льюис пошел со мной, чтобы взглянуть на пятно на письменном столе.
По-видимому, Коммерсант получил букварь и был в состоянии разобраться, для чего его послали, так как на столе лежала картинка, вырванная из книги. Правда, я сказал бы, что ее не вырвали, а скорее… выжгли из книги.
На картинке была буква «З» и рядом зебра.