Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 8
Шрифт:
Но ты теперь будешь гнить здесь всю свою жизнь. После укола двойной дозы аминазинчика, как миленький будешь рисовать. Тут ни такие герой, как ты, были у нас и те поломались. Так что стоит тебе хорошо подумать о моём предложении по работе.
– "Пожуём, увидим" сказали дикари, когда на костре зажарили профессора. – глупо, с острил, перед профессором. – Вы за свои слова ещё отвечать будете перед законом, когда сам выйду из вашей психушки.
– Ты вначале выйди! – заорал, на меня, профессор. – Даю тебе на размышления одни сутки! После
Братья Жлобины схватили меня за шиворот, как щенка и потащили в вонючую общую палату к больным.
– "Вот, действительно, дурак!" – подумал, на себя. – "Мог подписать фиктивный договор с профессором и питаться с профессорского стола до своего освобождения. Теперь придётся хлебать эту баланду из ведра. Мамочку тоже сильно подвёл. Как она тут сможет утроить погром одна без меня? Надо что-то придумать."
Однако понимал и другое, что моё согласие с профессором не отменило бы погрома. Мамочка не пошла бы на сговор с профессором, а в её глазах стал бы предателем.
Мамочка теперь и меня уничтожит. Как же мне сейчас быть? Согласиться что ли с предложением профессора? Сказать профессору, что мол погорячился малость, извините, больше так с моей стороны не будет.
Может быть, профессор мне поверит? Только бы мне гадость не глотать из общего ведра, с вонючими больными. Как аминозином уколют, так все. Сидел на полу в общей палате. Смотрел, как больные изображают своих "героев" из психушки.
Сегодня обеденным столом в палате был другой толстяк, на которого мочился "гладиатор", с куриными перьями из подушки в волосах и обрывком какой-то тряпки, свисающей от плеч до пояса на его трусах.
С другой стороны, на животе толстяка "математик" писал какие-то свои замысловатые формулы. Возможно, только что придуманные им самим. Какой-то психический маньяк пытался через железную решётку добраться до дамы в телевизоре, рассказывающей ему о мире прекрасной любви.
Неудачные попытки маньяка из психушки изнасиловать даму в телевизоре, так разозлили его, что он разделся догола и стал показывать даме свой срам.
Но она спокойно объясняла ему о любовной терпимости к ближнему. Это окончательно вывело маньяка из себя. Он разбежался и со всех сил врезался в решётку.
Струйки крови потекли из его пораненного тела. Совершенно не соображая, маньяк из психушки взял больше разгон и так сильно ударился об решётку, что сразу упал без чувств.
При виде крови больные подняли дикие вопли. В палату заскочили санитары. Больные сбились в кучу в противоположный угол от двери. Стали руками показывать на маньяка, залитого ручьями крови. Санитары сделали маньяку укол аминозином и потащили его в свой кабинет-медпункт.
Моё увлечение созерцанием происходящего в палате сократило время до обеда. Предчувствуя запах продуктов, больные почистили свой живой стол. Расселись вокруг живого стола в ожидании своего обеда.
– Что случилось? – удивлённо, спросила Мамочка, когда принесла в палату ведра с баландой.
– Профессор спровоцировал меня на скандал. – шёпотом, ответил ей. – Вот меня посадил в общую палату.
– Понятно! – тихо, сказала она, разливая по чашкам баланду. – Что-нибудь придумаю насчёт тебя.
– Мне гадость кушать не надо. – отказался, от баланды, когда Мамочка налила полную чашку.
– Сейчас тебе принесу хороший обед. Потерпи. – сказала она, укладывая облизанные чашки в ведро.
– Спасибо тебе! Но не надо меня выделять от этого коллектива. – отказался, от внимания Мамочки. – Они такие же люди, как и мы с тобой, только больные. Не нужно нам их обижать. Мне жалко всех этих больных.
То, что сравнил её со всеми людьми, это её обрадовало. Она вспыхнула румянцем на лице, измученном переживаниями жизни. Видимо у неё появилось желание выжить в этом кошмаре повседневной жизни, в которую её принудительно втянули с самого дня рождения.
Возможно, что она поможет мне выйти. Она вышла с эмалированными вёдрами и облизанной посудой за дверь общей палаты. В коридоре какой-то непривычный шум, вместо привычной тишины, которая смертельно таилась в психушке.
Это не было насильем братьев Жлобиных над больными женщинами. Там о чём-то спорили.
Стал внимательно вслушиваться в шум через замочную скважину в двери и понял, что в коридоре есть посторонние люди.
– Мы требуем, чтобы вы показали все палаты! – услышал, мужской голос. – Есть точные сведения, что у вас под видом больного прячется агент иностранной разведки. Покажите нам больных. Мы сами проверим.
– Давно работаю в этой больнице. – возразил профессор. – Тут только душевно больные люди. Других нет.
– Если вы не покажите все палаты! – громко, требовал мужчина. – КГБ вынужден будет привлечь вас к суду.
По коридору забрякали двери и зазвенели ключи. Отошёл от замочной скважины, в которую стали толкать ключ. Дверь открылась. Увидел знакомого офицера из нашего военкомата. С ним были двое милиционеров и двое в штатском.
Видимо, офицеры из КГБ. Офицер из военкомата сделал вид, что меня не узнал. Стал рассматривать всю палату. Но заметил, как он кому-то осторожно показал рукой в мою сторону. Все пятеро мужчин вошли в палату.
Стали подозрительно вглядываться в лица больных. Как истинный разведчик и больной психушки, забился подальше в угол палаты. По обстановке понятно, что меня сразу узнали, но они разыгрывали сцену разоблачения. Мне нужно было им подыграть.
Офицеры медленно обошли больных и стали направляться к выходу. Заволновался, что они меня действительно не признали среди больных. Мне хотелось рвануть куда-то в сторону, чтобы спровоцировать их на своё задержание.
– Вот он! Узнал его! – вдруг, сказал офицер военкомата. – Задержите его! Он напал на наших агентов КГБ.