Прелести
Шрифт:
— Пожалуй, дикая. А вот ты обещал показать своё домашнее животное. Её, кажется, тоже Лолитой зовут?
— Она там, на подоконнике.
— Где? Я утром шторы открывала, на подоконнике один стакан стоял. Туда комар как-то залетел, представляешь? Комар в апреле. Чудеса. Только у тебя, наверное, такое возможно.
— Ну и где он теперь, этот комар?
— Как где? Я его убила.
— Что?!! — резким движением я, сбросив с себя и женщину и загремевший поднос, спрыгнул на пол и подбежал к подоконнику. Стакан был пуст. Тетрадный
Я несколько секунд смотрел на проснувшийся чужой, огромный, злой, серый, насмехающийся надо мной город, а затем развернулся к кровати и подошёл к женщине:
— Встань.
— Что?
— Встань, встань.
Лолита, с недоумением поглядев на меня, медленно поднялась с постели. Я без замаха, но сильно, ударил её ладонью по лицу. Девушка отлетела, ударилась головой о стену и упала на простыни.
— Встань!
Лола, закрыв руками разбитое лицо, сжалась в комок и испуганно отползла в угол кровати:
— Андрей, что с тобой?
Глядя ей в глаза, я присел на край постели:
— Ну, и что ты наделала?
— Что я наделала?
Протянул руку:
— Не бойся, больше не ударю.
Лола ещё глубже втиснулась в угол.
— Да встань ты!
Я сдёрнул её с кровати, но девушка, не поднимаясь на ноги, бессильно упала на пол. Подтащил Лолиту к окну и поставил перед лицом пустой стакан:
— Вот, что ты наделала, — затем вытер слёзы со щёк девушки, встал, ушёл на кухню и назад вернулся с ножом. Представляю, о чём подумала Лолита, увидев меня с этим ножом…
Я вытянул вперёд левую руку, сделал надрез и, когда выступила кровь, отшвырнул нож в сторону.
— Слижи. Да не дрожи ты так. Сказал ведь, больше не трону. Слижи кровь и, если хочешь, можешь уйти домой. Ну!
Совершенно сбитая с толку, перепуганная Лола послушно припала губами к моей ранке. Её слёзы смешивались с горячей, наполненной жизнью жидкостью, и получался удивительный, адский коктейль, равного которому по энергетической составляющей никогда не найти среди земных напитков.
Апрель опять обманул природу. Цепь разомкнулась. Баланс.
— Теперь иди умойся и собирайся.
Девушка убежала в ванную комнату и щёлкнула замком. Раздался звук падающей воды. Звук, бьющий по ушам. Ненавистный звук. И комариный писк, точно труба в расстроенном, несыгранном оркестре. Труба зовущая, труба вопрошающая. Кто ты, одинокий трубач? Что означает этот набор странных звуков? Небеленый потолок и отпечатки комариных трупиков, как звёзды на грязном небе. Разве я их убил?
Лолита одевается, не разбираясь и путаясь в вещах. Лолита торопится. Девочка напилась крови. Какая может быть диета? Играй, трубач, не обращай внимания на ноты. Ноты врут. Гляди в них, а дуй своё. Ду- ду- ду… Один комар, два комара — финиш. Лолита ушла.
Хлопнула дверь. Я остался один. Взял стакан и выбросил в мусорное ведро. Затем заварил крепкий кофе. Странно, но ранка после Лолиты удивительно быстро затянулась и уже больше не кровоточила. Я выпил кофе и закрылся в душе. Подставив голову под струю воды, стоял и совершенно ни о чём не думал. Настоящий экстаз — стоять под прохладной водой и ни о чём не думать. Ни о Лолитах, ни об Александре, ни о ком. Жаль, что экстаз тоже приедается. Увы.
Выйдя спустя некоторое время на улицу, я долго бесцельно бродил по пьющему весеннее тепло микрорайону. Бродил, не зная чем заняться, и не желая ничем заниматься. Бродил, молча вглядываясь в лица суетливых прохожих и разглядывая нелепые витрины. Зашёл, без надобности, в музыкальный магазин «Петро-шоп», расположенный по соседству с моим временным логовом. Подошёл к остановке и вместе с толпой пассажиров оказался проглоченным итак под завязку набитой пастью троллейбуса. Спустился в метро и очутился на станции Таганская. По кольцевой линии доехал до Киевской и вышел на привокзальную площадь, где на удивление опрятно одетые цыганки пытались всучить товар, не особо объясняя, что он из себя представляет. Наконец, подошёл к телефону и набрал знакомый номер, а через полчаса был у Марины дома.
Лолита — Марина. Похоть — переходящая в нежность, и любовь — обретающая двуполость. В принципе, разве есть существенная разница?
— Здравствуйте, дядя Андрей, — Ирочка глядела мимо меня бесчувственными глазами.
— Не называй меня больше дядей. Зови просто — Андрей. Хорошо?
— Как Сашу?
Вздохнул и присел рядом с ней на диван:
— Как Сашу.
— А ты ещё долго будешь в Москве?
— Наверное, долго.
Мама находилась рядом и с улыбкой слушала наш диалог.
— А куда ты поедешь потом?
— Потом? — я ощутил на своей руке тёплую ладонь Марины. — Потом я уеду куда-нибудь далеко-далеко.
— В тридевятое царство?
— Пожалуй, ещё дальше.
— Дальше не бывает, — ребёнок засмеялся. — Дальше только край света.
— Вот туда я и уеду.
— Как же ты будешь жить, если там самый край света?
— Я буду искать свою сказку.
— Сказки не бывают своими, сказки все общие. Если бы у всех были сказки, то их бы было слишком много.
— А их и так много. У каждого своя сказка. У тебя, у меня, у мамы и у всех других людей.
— И ты расскажешь мне свою сказку?
Я помолчал, некоторое время не отвечая на заданный вопрос. Рука Марины всё сильнее сжимала моё запястье. Рука была горячая и влажная. Рука выдавала эмоции, являясь барометром настроения.
— Расскажу, Ира. Обязательно расскажу, но только не сейчас.
— А когда?
— Когда ты очень, очень захочешь её услышать.
Марина встала и взяла дочку за оба мизинца.