Преломление света

Татьяна Аксёнова, иногда прибавляющая к своей фамилии имя своего прадеда, француза Жан-Бернара, яркая, экспансивная брюнетка. Великолепно читает свои стихи, виртуозно владеет слогом. Она умеет наполнять слова недюжинной энергетикой, отзвуки которой можно услышать в ее голосе даже тогда, когда она просто с вами говорит о чемто постороннем или потустороннем.

Татьяна – поэт «цветаевской» закалки и закваски. Стало уже привычным делить поэтов женского пола на «ахматовскую» и «цветаевскую» линии. При этом бросается в глаза, что поэтесс, тяготеющих по стилистике произведений и образу мыслей к Марине Цветаевой, в литературе на порядок меньше. Цветаевский темперамент редок и опасен для его обладательниц. Но это – уже данность для героини, с этим ничего не поделаешь – разве что-то попишешь… Тем ценнее для нас одинокие представительницы прекрасной ярости, «ни в чем не знающие меры», живущие взахлеб и часто вразнос. Кстати, саму Цветаеву очень держало «в рамках приличия» не только дворянское воспитание, но и рождение под знаком Весов. Татьяна Аксёнова включает в сборники стихов произведение, написанное от имени Цветаевой. Это стихотворное нахальство, тем не менее,

оставляет глубокий след в душе: в стихах, помимо дерзновения, все решает качество изложения. Трудно, говоря от имени великих, не скатиться на фальшь. Мне кажется, Татьяне Аксёновой ее попытка удалась, хотя она многим рисковала, многое поставила на кон. «Горит на небе новая звезда – ее зажгли, конечно, хулиганы» –писал Валентин Гафт. Татьяна Аксёнова часто предстает в своих стихах вот таким хулиганом, в женском обличье…

Закатилась звезда его:И певцом, и во сне…Я – Марина Цветаева.Эта мера – по мне.Эта мера безмерная –Что колодец без дна.Я давно – суеверная,И подавно – однаСредь созвездий затеряна,Ярче прочих горю!..Райнер, я не уверена,Что с тобой говорю…Заклиная звезду твою,Простираю лучи –Обнимаю, как думаю.Только ты – не молчи!Будь мне добрым советчиком,Другом – больше! – роднымБратом, мужем невенчанным,Эхом – долгим, как дымОт пожарища горнего,Что в чистилище – лют…Райнер, выпьем отборного,Ибо там не нальют!..Я одного из ста егоПоцелую в уста.Я – Марина Цветаева:Мне остаться – отстать…Знаю, меркой надгробноюНе измерить цветка –Даже формулу пробнуюЗа Творца не соткать.Этот мир – он – изнаночный.В нем, кто мертвый – живой…Шлю письмо тебе – с нарочным:Со своей головой.

Стихотворная переписка Марины Цветаевой с Рильке справедливо считается одной из вершин мировой поэзии ХХ века. И трудно было даже помыслить о том, что кто-то отважится войти в этот исторический контекст со своим голосом, как это сделала Татьяна Аксёнова. Слишком велик был риск опростоволоситься в очном противостоянии с двумя признанными гениями. Но Татьяна Аксёнова – справилась со своей сверхзадачей. А победителей, как известно, не судят.

Мне нравятся поэты, которые много на себя берут, не боятся взвалить на плечи тяжесть не только внутреннего, но и внешнего мира. При всем при том, в лирике Аксёновой чувствуется запас неистраченной доброты и нежности. Русская женщина с французской внешностью и темпераментом, она, безусловно, не может не писать о Франции. Об этом свидетельствуют такие стихи, как «Эйфелевой башне» и ряд других.

С Цветаевой Аксёнову роднит еще и трепетное внимание к слову в звуке. Она читает свои стихи не хуже наших знаменитых шестидесятников – звонко, напористо, элегантно, артистично. Хотя, рискну предположить, стихи Аксёновой пишутся ради самих себя, а не ради грядущего прочтения на сцене. Это и сообщает им взыскующее себя качество. Много стихов, вошедших в юбилейную книгу, навеяны русскими народными, фольклорными мотивами. Это еще одна из граней поэтического таланта Татьяны Аксёновой. В ее поэтике добро и зло равновелики и побеждают попеременно. А закончить свой короткий рассказ о новой книге Татьяны Аксёновой мне хочется вот этими совсем негромкими стихами:

Улеглась дорожная шумиха.Выкопал картошку стройотряд.Кромкой поля, траурно и тихо,Домики безлюдные стоят…Остывают комья чернозёма,Диких уток тянется строкаПо реке тяжёлой, незнакомой.(Скользко на мостках, наверняка…)А вчера она была иною,А вчера журчали соловьи,Щедро раскрывали надо мноюОблака объятия свои!..А сегодня – руки растираюНад костром, глотающим туман.Без конца как будто жизнь, без края,И за кромкой неба – закрома…Улеглась дорожная тревога.Никаких гостей навеселе…Буду клубни печь за ради БогаНа древесно-травяной золе!Выйдет чей-то пёс из-за бурьяна,Весь в репьях, и сядет у огня.Нынче звёзды как-то слёзно-пьяно,С сожаленьем, смотрят на меня… Каплей крови Урана, а, быть может, моейМироточила рана средиземных морей.Волны сливками взбиты, взбудоражен прибой…Если есть Афродита – существует любовь!Эти камни, что скалы, где явилась она,И меня там ласкала, баловала волна:На поверхности море, словно злато, блестит…Нет печальней историй про земных Афродит!Я в сверкающих водах всё за сказкой плыла,Вижу, красное что-то: кровь ли в море ала?Нет садов тут, поодаль, жриц заботливых нет,Чтобы кто-то вдруг отдал Афродиты привет!И не мячик маячит предо мной наяву,Что-то круглое… Значит, разберусь – доплыву.Это – яблоко? Что же, принимаю дары,Быть такого не может вне условий игры!..Где оно раздобыто неуёмной волной?Неужель, Афродита поделилась со мнойЭтим красным, прекрасным, полноценным на вкус,Атрибутом опасным для вкушающих уст?Я отдам тебе розы, сладкой негой звуча,Пусть на жертвенник слёзный ляжет страсти свеча,Пусть она разгорится затаённой мольбой –Мне богиня-сестрица посылает любовь!Можно верить – не верить, и дышать – не дышать.Мной ракушки, как двери, подносимы к ушам…Створки в них приоткрыты, голоса, точно зов:«Если есть Афродита – существует любовь!» «В одну из церквей я решился отправиться в Риме,Где сумрак священный латынью размеренной дышит,Где солнце овального купола ярче и выше,Того, что сияет в пространстве едва обозримом…Что духом святым, вдохновением луч его делитСредину, где два-три молящихся ждут силуэта,Колена свои преклонив, лучезарного светаИ крыльев – молитве, что не помышляет о теле!В одном только Риме и молятся, верьте, любезный…» –Заканчивал Гоголь письмо петербургскому другу.А «Мёртвые души», что вдруг распластались над бездной,Жуковского ввергнут в смертельное бегство… по кругу… Во Франкфурте-на-МайнеДавал концерты Моцарт семилетний.Отец завязывал глаза ему платком…Поговорить всех м'aнитС ребёнком ч'yдным после выступлений,Взглянуть хотя б одним глазком, хотя б мельк'oм!Осмелился подросток:– Ты замечательно играешь, слушай!Мне никогда не научиться так… – Ты, что?Ведь это очень просто,Пожал плечами Вольфганг простодушно, –А ты записываешь ноты на листок?Мелодии, конечно,Что в голову приходят на рассвете?– Но лишь стихи приходят в голову мою! –Смущённо и поспешноОтветил паренёк. Застыли дети, Заслушались, как в храме ангелы поют…– Наверно, это трудно? –Спросил малыш, – стихи, в конечном счёте?– Да, нет! Совсем легко. – и улыбнулся тот,Второй: – Рад!– Обоюдно!Тебя зовут?– А, Иоганном Гёте!И – разошлись. И плакал ангел у ворот.Костёл пустел, стихая.И клавесин, котёл напоминаяОстывший, сиротел, бессмертье обретя.И музыкой, стихамиЗвучали ангелы и люди понимали –Откуда в мир явилося дитя… Стих с анапеста на ямбыХромает зачем-то,Словно в ямы да ухабы –Конь пана Шевченко.Что, гарцуется, панове,В Укр'aине спелой?Жито выкрашено кровью,Выпачкано белой…Солнце кровью обагритсяДо смертного часа.Наливается Багрицкий«Думой … Опанаса»:Опанас из продотряда –Лукава людына:И душа продаться рада,И сабля – едино.Но куда ни кинь – засада,Перекати-поле!Гонит горькая досадаВ работники к Штолю…Что ли, скошенное житоСпрячет от конвоя?Рыжий колонист? Лежит он,Зарублен Махною…Словно ястребиный коготь,(Сжато – пережито!)Командир отряда КоганВ сердце у бандита.Что мечтал быть хлеборобом –Надуривал нас-то!Под знаменем чёрным пр'oбыть –Доля Опанаса?Ах, Махно махнул рукой, мол,Когана расходуй!У Панько всё в горле комом:Не умеет сходу.Сам тикал по кукурузеОт Когана-жида,Но Иосиф-то не струсит,И не побежит он.Пулю в лоб всадил на воле –Поточены лясы.Украина, Гуляй-поле,Добрый Опанасе!