Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
Так министр безопасности Родины из голубя за несколько секунд превратился в самого оголтелого ястреба…
Пешавар. Пакистан
27 июля 2015 года
Генерал Алим Шариф не ощущал радости от того, что он был в самом конце пути. Скорее, он ощущал усталость и раздавленность. Радости не было, совершенно. Он все потерял. Всех — подставил. Не было ничего хорошего, что он оставил на этой земле.
— Ты понял, что ты должен сказать? — спросил он своего приемного сына, стоя на втором этаже неприметного здания в Хаятабаде, одном из районов Пешавара.
— Да, но… я не понимаю, отец, почему я должен предавать вас? Почему?!
— Это не предательство. Это разведывательное задание. Ты должен выполнить его, как выполнил до этого десятки других.
— Но отец!
— Я когда-нибудь врал тебе? Когда-нибудь подводил тебя?
— Этого не было.
— Верь мне. Ты должен это сделать.
Его сын, только что получивший звание
— Я горжусь тем, что у меня такой сын.
— О, Аллах, мне не нужно другого отца кроме вас!
— Иди. Аллах с тобой.
Тарик повернулся и вышел. Генерал — закрыл дверь, потом подтащил поближе большой железный ящик на ножках и открыл окно. Потом — принялся вытаскивать из сейфа пачки долларов и бросать их в разожженный в ящике огонь. И огонь — благодарно принял щедрые дары, превращая в пепел и прах плоды многолетней работы…
Человек, известный в Пешаваре как Джозеф Ли — прибыл сюда вчера на военно-транспортном самолете, принадлежащем Народно-освободительной армии Китая. Это был один из немногих прибывших сюда на завершающем этапе сосредоточения самолетов: надо было проявлять особую осторожность, чтобы не спугнуть оленя. Перед тем, как лететь в Пакистан — Джозеф Ли переоделся в привычные джинсы и свитер — но ему по должности полагалась форма генерал-лейтенанта Народно-освободительной армии Китая. В предстоящей кампании его и его людям предстояло сыграть очень важную роль: опираясь на разведывательные возможности пакистанских спецслужб он должен был учредить основную резидентуру китайской разведки в Кабуле и вспомогательные — во всех крупных городах страны. Предстояла масса работы — все всяких сомнений американцы попробуют уничтожить всю документацию, он лично, с приданным им отрядом спецназа должен будет этому помешать и по возможности — захватить не только файлы с агентурой, но и живых секретоносителей. С этой целью ему передавался в подчинение отряд северокорейского спецназа в составе восьмидесяти человек — даже он боялся их. После чего, необходимо было быстро принять решения относительно того, кого можно перевербовать — а в отношении кого следует применить «радикальные методы перевоспитания». Перед отправкой сюда, он разговаривал лично с Да Линем, одним из высших функционеров ЦК КПК, ответственным за органы безопасности. Да Линь предостерег от излишнего кровопролития, по крайней мере на начальной стадии операции — нельзя, чтобы у афганского народа создалось впечатление, что на смену одним захватчикам пришли другие захватчики. Потом, как только Народно-освободительная армия Китая выйдет и закрепится на планируемых рубежах, после того как удастся отразить атаки американцев, после того как будет закреплен статус кво — тогда и можно будет приступать к массовому перевоспитанию [163] . Но ничуть не раньше…
163
То есть массовым расстрелам.
Человек, известный в Пешаваре как Джозеф Ли был полностью согласен с товарищем Да Лянем в отношении мер, какие следовало применять в отношении партизан и террористов. Афганистан находился в состоянии войны уже тридцать пять лет, выросло два поколения людей, которые забыли что такое мирная жизнь — а многие и никогда не жили мирно, пуштуны, например, бунтовали и против англичан и против Советского союза и против американцев. Китай не должен повторять ошибок этих держав, рассчитывающих на замирение пуштунов: замирить их было просто невозможно. Их нужно было просто уничтожить, чтобы освободить эти земли от такого злокозненного и непокорного народа. Решение пуштунского вопроса планировалось на второй фазе кампании, для этого одна из химических фирм в Китае создала специальный газ. Этот газ был тяжелее воздуха, он прекрасно заполнял пещеры и ущелья, приводя к смерти от паралича мышц, отвечающих за дыхание. Попадая на воздух, это газ разлагался в течение девяноста шести часов, его компоненты оседали на почве и не были опасны для человека. Это было очень важно — газ не должен быть таким, как иприт, от которого своим умереть ничуть не сложнее чем чужим. Этот газ был испытан дважды, последний раз — при массовой казни чиновников за взяточничество. Он действовал превосходно. После проведенной санитарной обработки — а ее планировалось проводить путем распыления газа с транспортных самолетов, тела пуштунов планировалось поместить в специальные биореакторы для ускоренного разложения и изготовления удобрений.
Более того, газ был бинарным и это давало дополнительную степень защищенности. Только когда смешивались примерно в равной пропорции три компонента — этот газ обретал свою смертоносную мощь, до этого отравиться можно было, только если специально пить ингредиенты газа, что естественно никто не будет делать. Транспортировать эти ингредиенты предполагалось отдельно, чтобы до поры не привлекать внимания.
Что же касается пуштунов в городах — то тут мнения расходились. Кто-то предлагал использовать их как доноров органов для жителей Китая и особенно китайских солдат, которые будут нуждаться в трансплантации вследствие травм, полученных в ходе боевых действий. В конце концов — используют же тела преступников, почему бы не использовать тела пуштунов? Это предложение не прошло, как чреватое непредвиденными осложнениями и требующее изрядных усилий. Кто-то предлагал распылить газ и над крупными городами — но это предложение тоже не прошло по причине того, что это было уже слишком — кто-то все таки должен был остаться в живых, желательно нацменьшинства, которые будут испытывать благодарность Китаю. Один из министров призвал пощадить их — но это предложение было поднято на смех, потому что все понимали: пощадить — значит, нажить себе врагов. Окончательное решение так и не приняли, сошлись только на то, что за любое сопротивление следует наказывать смертью. Что пуштуны, что арабы — слишком распоясались, они не признают порядка и власти, постоянно бунтуют, им неведомо само понятие порядка в том виде, в каком его понимают китайцы. Только форсированные меры по перевоспитанию и исправлению — способны были в короткий срок нормализовать ситуацию на Новых территориях и не допустить различных нежелательных эксцессов.
В последние три года — в Китае прошли массовые чистки, это было расценено мировым сообществом как признак слабости режима и возможной скорой смены режима, падения доминирующей в Китае КПК, Коммунистической Партии Китая. Но генерала Ли репрессии не тронули, наоборот, он получил повышение и был обласкан новым руководством Китая. Он был всецело согласен с решительным осуждением партией левацкого уклона и выкорчевыванием «босилаевщины [164] ». Бо Силай с его «пением красных песен» — был популистом и идиотом, он так ничего и не понял. Китай силен своей цельностью, единством между разными слоями общества, чего и в помине нет ни в одной другой крупной стране. Для китайца другой китаец прежде всего китаец, а потом уже — бедный, богатый, или еще какой. Такое присуще малым народностям, например на Кавказе — но в Китае то жило больше миллиарда человек! Это уникальный ресурс, с его помощью можно было завоевать весь мир — а что хотел сделать Бо Силай и его люди!? Они решили разбить китайское общество на части, сделать так, чтобы бедные ненавидели богатых и успешных, посеять вражде в китайском обществе — кто кроме врага может додуматься до такого? Вместо того, чтобы в нужный момент всей силой, единым монолитом нанести удар и взять все что нужно — Бо Силай планировал внутренние дрязги и гражданскую войну! И это при том, что сын этого лицемера раскатывал на Феррари — хорош защитник бедных! Нет, товарищ генеральный секретарь совершенно правильно сделал, что организовал решительное выкорчевывание босилаевщины. А когда началось расследование — всплыло такое…
164
Бо Силай, функционер ЦК КПК, популист. Обвинял партию в отходе от первоначальных принципов, от построения коммунизма и за это был отправлен в отставку в 2011 году. В 2013 году над Бо Силаем и его людьми прошли процессы по обвинению в коррупции и казнокрадстве, на которых Бо Силаю и всем его людям были вынесены смертные приговоры.
Утром — генералу Ли принесли завтрак. Не тот, который он был вынужден есть в последнее время, а тот, к которому он привык. Жирный, настоящий, ароматный плов с бараниной! Он буквально набросился на него, поедая плов руками и вспоминая годы, проведенные здесь в торговле и тайных операциях. Ах, какие хорошие были годы! Годы, когда он был по-настоящему свободен, когда он мог делать почти все что хотел, когда…
А последние несколько месяцев, как умер генерал Вэй Чжолинь — он был вынужден перебраться в его кабинет и целыми днями диктовать бумаги, деловые письма и приказы, участвовать в совещаниях с людьми, которые ничего не понимают, выбивать деньги для своей работы. Только тогда он понял, насколько была тяжела ноша Белого дракона — ведь он не только как-то выполнял всю эту нудную, неприятную, но необходимую работу — но и успевал думать о будущем Китая. У него, например, пока так не получалось… видимо, не хватало мудрости Белого дракона.
От радости, он предложил заказать такое же блюдо на всех спецназовцев, которые прилетели с ним — но их командир подозрительно посмотрел на дымящуюся гору плова с мясом и сказал, что его люди не привыкли к такой пище и ее принятие может отрицательно сказаться на боеготовности. Вместо этого — они достали свои коробочки с какой-то ужасной пастой и сварили рис, который ели без соли, без специй, без всего. Причем того котла, который они сварили — по оценкам генерала Ли должно было хватить человек на тридцать — но каким-то образом, его хватило на всех корейцев. Корейцы пугали его… они были маленькими, молчаливыми, невзрачными, они переговаривались между собой на языке, который генерал плохо знал и сегодня утром, он видел, как они ломали старые упаковочные доски для костра. Он сам был неплохим специалистом по рукопашному бою — но так никогда бы не смог.
Сыто отрыгиваясь, он вытер лицо и руки салфеткой и приказал подать гражданскую машину — надо было кое-кого навестить. Но вместо этого — прибежал Вэй, один из китайских офицеров безопасности, который отвечал за аэродром.
— Товарищ Ли, прошу простить, но там ляовей в форме, он кричит и требует вас. Мы несколько раз говорили, что вас здесь нет, но…
— Возможно, стоит поговорить с ним. Проводи его… нет, лучше я пойду. И где машина, про которую я говорил?!
Тарика — Ли не видел уже два года, все то время, пока он не был в Пакистане. Но узнал его сразу. Он отпустил усы, что свидетельствовало о его взрослении, в его глазах стоял какое-то непонятное, встревожившее генерала выражение. На нем была военная форма со знаками различия майора вооруженных сил Пакистана.