Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
Те, по кому плачет двести восемьдесят вторая статья.
Дело в том, что Николай все еще был уральцем. Ездил к бабушке — дедушке, отдыхал летом в горах — там и познакомился. Не то чтобы скинхеды, немодно это было в мажористой среде. Но парни дельные, не лезущие ни за словом в карман, ни за кастетом, если в рыло. И без кастета — с ног долой…
Последние события не то чтобы оставили Николая равнодушными — просто не до того немного было. В то время, как в Ростове-на-Дону стояли насмерть, убивали и умирали люди — Николай в компании сидел в спортивном
Место было… не то чтобы плохое, просто в Москве последних лет хороших мест для молодежи мало осталось. Если взрослые ходили в цивильные заведения, где нерусских было не так и много, а кто был с Кавказа — те вели себя подчеркнуто цивилизованно — то вот количество кавказской молодежи в Москве было уже таким, чтобы в лоб противостоять русским. Начала срабатывать демографическая мина, которую старательно закладывали в столице уже двадцать лет. Когда в кавказской семье четверо — пятеро детей, то в русской — один, хорошо если два. В поколении, которое такое допускает этого не заметно, одна семья и еще одна семья — а вот как дети подрастут. Эти — росли хоть и в Москве, вроде даже коренными москвичами, но слишком во многих семьях говорили: вот подрастете и станете здесь хозяевами.
Они и подросли.
Играли Манчестер и Барса. «Цивильным» дядям полагалось болеть за «почти свой» Челси — а молодежь в основном болела за МЮ. Тем более, что в нем играл русский игрок по фамилии Дерябин. А в Барсе русских не было никого.
Шел второй тайм. Игра была тяжелой — конкретно тяжелой. В первом — британцы провели мяч в ворота Барсы, но судья не засчитал — офсайд. От этого — в далекой Москве чуть стекла бить не стали. Второй тайм начался с того, что обе команды ушли в глухую, вязкую оборону и не вылезали из нее. Матч был принципиален для обеих команд — но обе понимали, что в игре такого класса, скорее всего дело ограничится счетом ноль — один и не рисковали, огрызаясь контратаками. Смотреть стало менее интересно, и в Москве заказали еще по пиву. Итальянцы выглядели более живыми — две замены и вообще первый тайм они в обороне отсиделись, сохранили силы…
Опасный прострел Барсы почти с середины поля — вызвал судорожный вдох — и разочарованный выдох. Вратарь мяч не взял — но он пролетел над самой штангой и ушел за ворота…
— А… мазила.
— Сам с такого расстояния попади… — авторитетно заявил Санек. Он играл в футбол на уровне первенства города и знал, что говорит.
— По пиву еще что ли?
— Давай…
За пивасиком направили Димыча…
— Ну?
— Ноль — ноль.
— Ноль два.
— Ерунда. Один не забьют. Кто забьет?
— А Дерябин.
— Смеешься, что ли? Физилеро не пробить.
Вернулся Димыч с пивасиком на всех. Отхлебнули…
— Ну, чо?
— Можно домой идти. Облом.
— Не, досмотрим. А то как наши ползают — не посмотришь.
— Тут то же самое.
Другие столики — занимали в основном кавказцы. Отличить их можно было по недобро зыркающим во все стороны глазам, модной небритости и откровенной, вызывающей наглости. Русские, даже пьяные — никогда так себя не вели, выпив, они оставались в своей кампании. А вот кавказцам — постоянно требовалось что-то доказать другим людям.
Прозвякал телефон. Николай посмотрел — отец. Сбросил.
— Чо?
— Зов предков…
В этом поколении — модно было родителей не уважать…
Хлебая пивасик — все снова уставились на большой экран монитора над баром, на который давали изображение. Обе стороны — никак не могли выйти из обороны.
— Слышь, а Маринка твоя где?
Маринку свою Николай ценил. Красивая, пусть и балованная девчонка, дядя — зам. федерального министра понятное дело, что брат, он же отец Маринки — при делах. И при деньгах. Но у Маринки были свои закидоны. Одним из них было то, что она долго училась в Англии. Потом вернулась сюда — и понятия о жизни у нее было совсем не русские.
— Уехала, где…
— В Монако, что ли?
— Да какое Монако… — с раздражением сказал Николай — на Ставрополье, волонтером каким-то. Чтобы это все волонтерство…
Николай был подлинно русским — волонтерство он считал опасным бредом, тем более — на юге. Спросите у него про волонтерство и Кавказ — он вас расскажет, что к чему.
— Смотри, вот вернется…
Санек дал словоохотливому Генке локтем в бок. Тот все время подъе…вал, в том числе и не в дело. Начнется разборка, а тут и кавказцев полно — то-то они порадуются, смотря, как русские друг друга мутузят.
— Чо ты сказал…
— Да ничо.
— Проехали…
Снова зазвонил телефон. Ник глянул — опять. На сей раз материн.
— Опять зов предков?
— Не говори. Забодали уже.
— Смотри!
Опоздали. Красивый фланговый прорыв одного из игроков Барсы завершился взятием ворот. Размочили…
— Твою мать…
Переживали все — и чеченцы и дагестанцы и русские. Как то получилось, что в этом баре все болели за МЮ.
— Теперь все.
— Точняк. Восемнадцать минут.
— Не каркай. Еще покажут…
В этот момент — Николай заметил, что в соседней компании — говорят по телефонам сразу трое, лица серьезные — совсем не под стать отдыху под пивко да под футбол. Но он этому значения не придал — мало ли у черных какие терки.
— Черт… — попытка прорыва Манчестера была безжалостно пресечена еще за десяток метров до штрафной.
— Все, сдулись…
— Батя?
— Ты где? — сухо спросил отец.
— В баре. Матч смотрю тут…
— Ты на машине? Бери машину и немедленно домой. Живо!
Отец говорил так же четко и жестко, как ставил задачи подчиненным.
— Бать, какого хрена…
— Поговори! Немедленно домой! Неладное начинается!
Николай знал отца. И знал, что такой сухой, холодный тон, скупые фразы — у него начинаются тогда, когда действительно что-то неладно.
— Щас приеду…
Николай спрятал телефон в карман, поднялся.
— Ты куда?