Премудрая Хозяйка
Шрифт:
– - Что же ты наделала, мерзавка?! Спасите! Помогите!
Эльвира Кривокрасова испугалась, книгу из рук сронила, стоит ни жива ни мертва.
У Анохи тоже туловище от ног отскочило. Отвалилось оно, со стуком упав набок, и недвижно замерло. Даже в лице живости не стало: глаза в одну точку уставились, словно неживые, губы в кривой усмешке замерли, и ни одна жилка не дрогнет. А вот ноги Анохи резвые оказались. Вскочила нижняя часть Анохи и давай бегать по комнате. Сразу и на стенку налетела, со всего маху ушибив коленку. Еле-еле поднялась и неуверенно поковыляла, волоча за собой правую ногу.
Поглядела Пилюля
– - А ну давай возвращай всё назад!
– - Я не умею, -- тихим голоском промямлила Эльвира.
– - Что?! Или верни мне мужа, или ты у меня совсем без носа останешься!
– - Отпустите меня, пожалуйста. Зачем вам муж?..
– - Ты со мной не шути!
– - вовсе грохнула Оса.
– - Я тебя последний раз предупреждаю!
– - Я сама не знаю, как это у меня получилось, -- всхлипнула Эльвира.
– - Вы мне сказали прочесть заклятье, я и прочла.
– - Ты же сама говорила, что все можешь.
– - Вы извините, на меня иной раз находит. У меня характер сложный, я склонна к пароксизмам, -- захныкала Эльвира.
– - Мне мама с папой в детстве подсунули чёрствое пирожное, и я после этого в себя прийти не могу.
Видит Пилюля: правду говорит Кривокрасова. Растерялась и уже с мольбой на Эльвиру смотрит. А та и рада помочь, а как тут поможешь? Прочитала она семь раз заклятье, но ничего не произошло.
Что тут сделаешь? Пилюля крылья расправила (у всех лесовинов крылья есть) и к Анохе подлетела. Стала его тормошить и в чувство приводить.
– - Ишь, разлёгся!
– - ругалась она.
– - Какие мы нежные! Какие мы хрупкие!
Аноха немного очухался, глазами хлопает и непонимающе по сторонам смотрит. Глянул он на себя в ту сторону, где у него ноги должны быть, и у него ухмылку в другую сторону скривило. Глянул он на Кривокрасову...
В этот момент Эльвира проснулась. Ужаснулась она, что опять ей Кара-Шимский лес приснился. И опять страшнейший кошмар. Но вдруг случайно за нос ухватилась и сразу в нём перемену добрую обнаружила. Заплакала она в кои-то веки и к зеркалу побежала. Смотрит, а лицо у неё гладенькое, чистое стало, а нос красивый, аккуратненький. Правда, сама она вроде как нисколько не похудела. Вытащила Эльвира весы из дальнего чулана, а они тот же самый гигантский вес показывают.
После того злополучного случая зажили Аноха с Пилюлей тихо, мирно... Ноги свои в тайное место спрятали, а сами на крыльях передвигаются. Совсем безобидные стали, воды не пошевелят. Пирушки не справляют и гостей не принимают... Зачем им теперь гости эти? Известно, засмеют, кривотолки по всем лесам бревном покатятся. К чему она, худая слава-то, нужна?.. Теперь вот за лесом во все глаза смотрят. Стараются, а как же, боятся, знаешь, что на них кто-нибудь в верховья пожалуется. Ну, грянет оттедова делегация с проверкой, и увидят их такими-то... Ужас, и говорить нечего. Признают их, конечно, неспособными лесом управлять. Выпрягут из лесовинов, а то и вовсе турнут в распродальнюю дыру во Вселенной. И ищи потом правду, где хошь.
Хоть и могут лесовины себе любое обличье состряпать, а в этом разе Аноха и Пилюля бессильны оказались. По какой-то неведомой тайне многие чудесные способности утратили.
Больше всего Оса жалеет, что с волчьей головой осталась. Только хотела было её на человечью поменять -- это когда о славе замечтала, -- и тут такая оказия. Зато у Пилюли особое зрение открылось. Теперь лесной народец с умом лечит. Даст лекарство, и видно ей, как оно на болезнь и на все органы телесные действует. Много она уже своих ликсиров и отваров выбросила, да и всякие человеческие лекарства в печку сунула. Теперь у неё и смертности никакой нет. А больные совсем малое время хворают. Что и говорить, совсем другая Оса-Пилюля стала. Зря зверей и птиц не полошит, а бережёт их со всем старанием. Даже из своих кладовых подкармливает.
Аноха хоть свой хор и не распустил, а волков по лесу гоняет. Старается, чтобы они от своей природной сути не отходили. Сейчас за лесным порядком строго смотрит.
Долго Аноха с Пилюлей безногие жили, и никакого тебе избавления. По секрету скажу, спасение через Рыжку пришло. Только она смогла всё на место, так сказать, поставить. Но перед этим ещё многое чего случилось. Таких делов, скажу тебе, дети Марушки в Кара-Шимском лесу и в других краях наворотили! Ох-хо-хо! Всё с ног на голову перевернули! Но это уже другая история. Я тебе о ней потом обязательно расскажу.
Хозяйка Иринья
Напоследок я тебе про Ильку, Хозяйку Иринью, доскажу.
С весны Илька и меняться стала. За лето подросла сильно. То всё самая маленькая в классе была, а теперь и многих парнишек перескакала. И всё в рост, в рост, а вширь нисколь не прибавила. И лицом, и волосом изменилась -- чудо, да и только.
Больше Ильке Кара-Шимский лес не снился. И то верно, так начудили Хозяйка с Марушкой, что, наверно, в верховьях спопахнулись. Но думаю я, сама душа испугалась, что Илька очень уж к снам своим притянулась. Интересней ей спать стало, чем реальная жизнь. Так и до беды недалеко. Поскучала девчушка, поскучала сколько-то времени и потихоньку сны свои забыла.
С бабой Зиной она видится, конечно, обязательно здоровается, а как же. Посмотрит, посмотрит на старушку -- ну какая из бабы Зины Путерга? И ещё больше поверила, что, как мама с папой говорили, во снах всё не по-настоящему.
Забылась совсем, а зимой вдруг... своих лебедей увидела, Яшку и Машуню. И не во сне, а наяву...
А получилось это вот как. Выпало Ильке на слёт юных художников в январе месяце поехать. А этот слёт в Крыму проходил, в Евпатории. Узнала она про ту бухточку, где лебеди зимуют, и в один из дней на берег моря сбежала.
Подошла она к берегу, а лебеди как-то всполошились сразу. Новичков они опасаются, но тут вдруг двое к Ильке поплыли. Лебедь первый на берег выбрался и потянулся тонкой шеей к девчушке.
Илька обмерла вся, на лебедя заворожено смотрит, сразу же и углядела три тёмных пятнышка на левой стороне клюва, та же приметка, что и у Яшки...
Растерялась Илька, задрожала, и уж слезинки по щекам потекли.
А лебедь не сразу у Ильки хлеб взял, а как-то странно смотрит, смотрит... Потом осторожно взял с руки хлебушек, а сам есть не стал. Повернулся и торопливо к лебёдушке своей поковылял. Сам, видно, голодный, а сначала поесть любимой своей понёс.