Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб

Иванова Татьяна Всеволодовна

 И весь отряд воинов замер, не решаясь начать штурм. Панночка скрылась со стены, а затем все увидели, как по синему небу пролетела от замка вдаль белая птица, цапля, не цапля, не разобрать. Командир отряда потребовал принять княжеских парламентеров, начались переговоры. Наконец, пообещав сохранить жизнь и имущество всем, кого найдут в замке, командир добился того, что мост был опущен, отряд попал в замок. Но ни Касеньки, ни новгородского посла там не нашлось как ни искали. Не иначе как она и вправду колдунья, белой птицей обернулась да и улетела через ров с водой.

– Лестницу перекинули через ров с какой-нибудь другой стороны замка, - с досадой сказал Творимир, рассказывавший все это Любаве со Всеславом.
–

Ну и воины. Какая-то баба ахинейскую чушь прокричала - и все стоят, шелохнуться боятся.

 - Не какая-то, а очень красивая, - улыбнулся Негорад.
– Вдруг она и вправду знала эту минуту для проклятия.

 - Да откуда она могла...

 - Ну не скажи, Творимирыч, - продолжая улыбаться, сообщил Негорад.
– Одна баба сказала как-то своей курице: "чтоб ты сдохла". А та вдруг возьми и помри в ту же секунду. Баба не растерялась, схватила колышек и отметила конец тени на тот момент. Кого в то время дня проклянет - все сбудется. Всю округу в страхе держала.

 - Вот с кем общаться приходится, - Творимир схватился за голову.
– Бабу, у которой курица сдохла, люди боятся. Хотя баба, признаю, не промах.

 - Я виноват, - раздраженно вмешался Всеслав, слушавший изложение последних событий, скрестив руки на груди.
– Мне надо было самому отправиться к замку. Настоять бы мне. Но Болеслав был настроен так насмешливо. Я не посмел настаивать. Не подумал, что пан командир так легко ей поддастся, окажется таким пнем безвольным.

 - Я пытался сказать, что замок нужно окружить, прежде чем требовать открыть ворота, - мрачно сказал Харальд, - но он не стал слушать. Командовал он, а не я. При ручье людей точно надо было ставить.

 - Я тоже думаю, что они ушли по ручью, - после минуты тяжелого молчания заговорил следопыт Добровит.
– Следов не было. Там такой ручей есть, который ров с водой питает. Но в каком же каком состоянии ваш Рагнар, что не смог оставить никакого знака преследователям.

 - В каком?!
– переспросил Творимир.
– Оглушенный, связанный, ослабевший от длительного заточения, - он оглянулся на Любаву и резко замолчал.

 -Странная она, эта Касенька, - нехорошо усмехнулся Негорад.
– Чего она вообще ждет от мужика после такого обращения? Другой бы давно пообещал ей все, что она просит, а потом бы и прибил.

 - Этого, наверное, и ждет, - гневно сказал Всеслав, но продолжать не стал. Оглянулся на Любаву.

 Та сидела на скамеечке в углу, сжавшись в комочек с таким видом, что лучше бы плакала. Опять в горнице повисло тяжелое молчание. Потом Любава села ровно, подняв голову.

 - Всеслав, ты можешь немедленно проводить меня на Ледницкий остров? Хочу попросить помощи у княгини Предславы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

 В княгинин замок на острове сына Вроцлавского воеводы, его невесту, близкую родственницу князя Ярослава, и сопровождавшего их Сольмира пустили сразу, но попросили подождать. Княгиня молилась за преждеосвященной литургией, которую в этот день возглавлял сам владыка Анастасий. Любаве, конечно, очень хотелось пойти, заглянуть в храм, поприсутствовать хотя бы на окончании литургии. И хотя бы издали посмотреть на легендарного епископа. Корсунянин Анастас, подсказавший в свое время князю Владимиру, какой хитростью можно взять византийский аванпост Херсонес; сподвижник князя и его супруги принцессы Анны в деле крещения Руси, киевский епископ Анастасий, на глазах у которого выросла княжна Предслава Владимировна. Он уехал в Польшу вместе с ней, вместе с будущей королевой Славии. Сколько же он всего видел и знал, этот человек, ключевая фигура уже ушедшей эпохи!

 Однако Любава была не одна, а ее уставшие спутники совсем не жаждали постоять на службе и положить пару десятков земных поклонов.

 Впрочем, литургия кончилась довольно быстро, и гостей княгини пригласили на трапезу. Трапезный зал был ярко

украшен фресками с райскими цветами и птицами, на сине-голубом фоне. Выглядело ярко, но не пестро, цвета были подобраны гармонично, с византийским вкусом. Сама трапеза была постной с овсяным журом и киселем в качестве основных блюд. Ягоды и орехи в меду. Даже пирогов с ягодной начинкой, которые необычайно украшают постный стол, и тех не было. Княгиня Предслава в темной одежде кивнула гостям и, после благословения пищи священником, молча опустилась на лавку перед столом. Любава, усевшись на свое место, невольно оценила, что одежда княгини хотя и была темной, но это был, не что-нибудь, а пурпур. Темно фиолетового цвета верхняя туника, чуть посветлее - нижняя, темный платок на голове, удерживаемый золотым обручем. Невероятно дорогая пурпурная краска, императорский цвет одеяния, имевший оттенки от розового до такого вот глубокого фиолетового, почти черного. И даже если это был не сам пурпур, добываемый из морских улиток, а подделка под него, то намек все равно любому понятен. Но ничего яркого в поведении хозяйки замка, того, что ждала Любава после описания Всеславом княгини, заметно не было. Предслава, опустив длинные темные ресницы, сосредоточившись на чем-то глубоко личном, тихо трапезничала. Изящные сдержанные движения, никакого кормления собак под столом, естественно.

 Легкий стук привлек к себе внимание новгородки, Сольмир рядом с ней уронил ложку на стол, Любава повернула голову. Понятно, что сказитель ел жур на кислой овсяной закваске с кусочками непонятных овощей исключительно из вежливости, но, бросив на него всего один взгляд, она удивилась, что он вообще не пронес ложку мимо рта. Он, забыв обо всем, не сводил глаз с княгини. Почувствовав пристальный взгляд голубых глаз, Предслава подняла свои глаза и еле заметно, грустно улыбнулась молодому сказителю. Сольмир в очередной раз выпустил ложку из внезапно ослабевших пальцев.

 - Мне конец, - прошептал он, кое-как дождавшись конца трапезы.

 - Быстрый, мучительный и непоправимый, - тихо согласился с ним Всеслав, - если ты немедленно не возьмешь себя в руки.

 Ответа Сольмира Любава не расслышала, потому что к ней подошла служанка и передала ей приглашение, посетить княгиню.

 Та стояла у окна. Стройный силуэт в темной одежде в золотом сиянии солнца, льющемся в горницу.

 - Ис полла эти, княгиня, - Любава в пояс поклонилась.
– Мое имя Любава.

 Предслава улыбнулась давно уже не слышанному приветствию, напомнившему ей времена ее Киевской юности.

 - Ты не похожа на рюриковну, - мягко сказала она, оглядывая рыжеволосую девицу с лицом скорее круглым чем овальным, со слегка вздернутым носиком, с россыпью веснушек на нем, с ямочкой на подбородке.
– Кем ты доводишься Ярославу?

 - Я довожусь названной сестрой его жене Ингигерд.

 Названной. Инга гораздо красивее.

 Улыбка опять чуть коснулась красиво очерченных губ Предславы. Она села на застеленную ярким ковром лавку так легко, как белочка перескакивает с ветку на ветку - лист не шелохнется.

 - Садись, Любава...

 - Феофановна.

 - Кто же твой отец Феофан? Из какого он рода?
– продолжала мягко, но последовательно допытываться княгиня.
– Расскажи. Я так давно не говорила с родными.

 Любава послушно села наискосок от княгини, теребя руками кисточки на концах серебристо пояса, за неимением косы, перекинутой через плечо. Для приема у княгини новгородка сменила, естественно, дорожную одежду на принятый в этих местах наряд из двух туник, и заплела волосы на принятый здесь манер: две косы укладываются на затылке и закрепляются лентами. Прическа ей очень шла, но окончательно косы закреплял Сольмир какими-то сучковатыми палочками. До того, как он вмешался, замучившись наблюдать со стороны за причесыванием своей подруги, у Любавы с непривычки все разваливалось.