Преображение мира
Шрифт:
— Что ж, тебе повезло.
Хейзл смешалась. Наконец до нее дошел смысл его слов, и она в упор посмотрела на Дика.
— Повезло, что именно ты лишил меня девственности? Это ты хочешь сказать? И кроме того оказался классным любовником? Ну, из всех нахальных заявлений, что мне доводилось слышать, твое явно тянет на первое место!
— Повезло, что полюбила меня! — возмущенно рявкнул Дик. — И что я тебя тоже! А если бы я был обыкновенным бабником, который своего не упустит? Что тогда?
— Тогда я бы в тебя не влюбилась, вот что, — вежливо объяснила Хейзл. — Не лишай меня права на самостоятельный
Дик несколько успокоился, и жесткая линия его рта смягчилась.
— Я и не лишаю.
— Что-то непохоже.
— Нет, в самом деле. Просто до твоей беременности у нас не было времени как следует узнать друг друга. И к тому же как она протекала!
Хейзл кивнула, вспомнив ту одержимость, с которой медики занимались ею. Появление тройни вообще довольно редкая вещь, по словам гинеколога Хейзл, одна на шесть тысяч четыреста родов. Но факт, что роженица сама была почти ребенком, сделал ее подлинной знаменитостью. Студенты-медики толпились в палате, словно ожидая второго пришествия, и Хейзл чувствовала себя очень важной персоной!
— Да уж, — помедлив, согласилась она. — В больнице меня знала каждая собака! Помнишь? И каждый гинеколог Соединенного Королевства мечтал потрогать мое пузо!
— А помнишь, когда девочки наконец появились на свет?
Голос Дика смягчился от нахлынувших чувств. Но даже всепоглощающее чувство гордости, когда Хейзл благополучно разрешилась от родов, не спасло от огромной усталости, не покидавшей их, особенно Хейзл, в течение первого года жизни малышек.
— Ах ты помнишь? — вкрадчиво осведомилась Хейзл. — Помнишь, как я, пошатываясь от усталости, ходила с красными от недосыпа глазами? И как у девчонок болели животики? А когда резались зубки? У меня катастрофически не хватало времени заняться своей фигурой, что могли себе позволить другие обеспеченные мамочки.
— Потому что ты решительно отказывалась от няни, — мягко напомнил Дик.
Отказывалась. Потому что девочки были ее детьми, ее и Дика, и Хейзл не представляла, что кто-то посторонний может их любить так, как родители. И пусть даже, пока Дик работал, Хейзл тащила на себе весь этот груз — что с того? Как она могла доверить эти драгоценные живые комочки какой-то няне? У своих подружек Хейзл наблюдала этих нянь — молодых девчонок, которых неустанная забота о детях волновала куда меньше, чем возможность потаскаться по магазинам, волоча за собой сопливого младенца. Неужели кто-то мог бы позаботиться о тройне лучше, чем мать?
— Ох, Дик, — вздохнула она. — Ну и начало было у нашего брака!
Размышления о своем теперешнем облике заставляли Хейзл вздрагивать, тем более при взгляде на фотографии десятилетней давности. Но Дика все так же неослабно тянуло к ней, пусть даже им приходилось урывать минуты интимной близости. Теперь она понимала, что большинство молодых пар, как правило, ведут совершенно иной образ жизни. А не угнетала ли втайне Дика необходимость умерять свои сексуальные аппетиты, потому что они постоянно находились в обществе детей? Она подумала о своих трех девочках, о том, какими они стали самостоятельными... Грусть о невозвратном смешивалась с радостью от успехов дочерей, и Хейзл почувствовала, что глаза затуманились влагой.
— Как все изменилось, —
Дик внезапно поднялся и взял ее за руки.
— Но в этом нет ничего плохого, дорогая, — прошептал он, лаская ее ладони подушечками больших пальцев. — Перемены неизбежны, это часть жизни. Подумай, какие безбрежные возможности открываются перед нами в будущем.
— Но ведь твое ближайшее будущее связано с Паолой, не так ли? — кисло напомнила Хейзл.
Она снова приперла его к стене, и Дик нахмурился.
— Я попытаюсь прилетать на уик-энды, — пообещал он, но голос его был сух и отрывист.
— Можешь не утруждаться, — буркнула Хейзл, которой внезапно все осточертело.
6
— Дик так сказал?
Хейзл едва не подавилась одним из тех блинчиков, что подавали в богатом доме Саскии Тэпхаус в Челси, и рубиновая капля джема упала на тарелку. Она бросила взгляд на подругу, которая вальяжно возлежала на диване с пурпурной обивкой в другом конце комнаты. Муж Саскии Расселл, театральный агент, первым обратил внимание на потенциальные возможности тройняшек и способствовал их карьере в «Триумфе». Хейзл познакомилась с Саскией и Расселлом на каком-то празднике в школе: их сын Чарли учился в одном классе с ее девочками. С тех пор две пары поддерживали дружеские отношения, порой вместе посещая премьеры, выставки и концерты, на которые сверхпробивной Расселл всегда мог достать билеты.
— Да. Именно это он и сказал, — подтвердила Хейзл. — Что мы движемся по накатанной колее!
Саския облизала губы. Почти шести футов роста, с непослушными прядями волос цвета спелого баклажана, она сохранила фигуру манекенщицы, которой в свое время и была. Однако после рождения Чарли Саския открыла в себе талант фотографа и быстро обрела завидную репутацию одной из самых своеобразных фотожурналисток. Работы Саскии публиковали самые престижные столичные издания.
— Но прав ли Дик? — осторожно спросила Саския. — Хейзл, ты тоже так считаешь?
Хейзл непрестанно размышляла над этим вопросом. Особенно после того, как в воскресенье вечером Дик улетел к Паоле, а она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.
— Нет! — тут же возразила она, но под скептическим взглядом подруги неохотно признала: — Ну, может, в какой-то мере он и прав. Если говорить в буквальном смысле слова, то да, мы в самом деле ведем устоявшийся образ жизни. Живем на том же месте, дети ходят в одну и ту же школу, распорядок дня неизменен...
— Но ведь такова жизнь! — драматически воскликнула Саския. — Так у всех! Это называется упорядоченностью! Что Дик предлагает взамен?
— Покинуть город ради сельской идиллии.
Хейзл потянулась было к очередному блинчику, но тут же бросила вилку, словно обжегшись. Как она может позволить себе печеное тесто с джемом, когда и так юбка на талии не сходится? Или хочет стать посмешищем не только для ядовитых языков Делии и Мэгги, но и для всех знакомых?
— И бродить по колено в грязи, — мрачно добавила Хейзл.
— У него явно кризис среднего возраста! — объявила Саския, опуская на пол изящные ступни в зеленых сандалиях и наливая себе и подруге кофе.