Преобразователь
Шрифт:
Я вспомнил Машу, и невольная дрожь сотрясла мое тело.
– Ну и что? Черт побери, не томи!
– Томят томизмы, а мудрят – софизмы! – Эдик окончательно решил прикинуться идиотом.
Я показал ему кулак.
Эдик присвистнул и пробормотал:
– А хохмят – хохмизмы.
Но взял себя в руки и продолжил сей досточудный рассказ, от которого больше всего на свете мне хотелось перестать быть.
– Сэр Лозинский не угомонился на этом свитке, а полез в метрики. И что бы вы думали? Зоя оказалась прапрапра– и тэ дэ племянницей этой самой су… пардон, крысы. Ну, которая родила.
– Господи, Эдик, я сейчас тебя прибью! Причем здесь преданья старины глубокой,
– А тогдашний Верховный Магистр – прапра– этим, ну, короче, внучком того самого, ну, от которого родила. И ведь имена у них всех были… А я забыл. Все помню, а вот имена – забыл, – Эдик загрустил и, припав к моему плечу, всхлипнул:
– Вот так и нас забудут. Солнышко взойдет – а нас уже нет. И имена наши стерлись. Да и на кой им всем наши имена? – вдруг возмутился он. – Живешь тут, как собака, а еще имена какие-то! Вот зачем тебе имя Ашшурбанипал, а? Вот ответь? Почему я все время забываю день рождения моей собственной жены, а про какого-то Ашшурбанипала должен помнить! Это – свинство! – Эдик обижено всхрюкнул и деликатно высморкал нос в два пальца. Задумчиво оглядев соплю, он брезгливо откинул ее куда-то в сторону. Потом в глазах его мелькнуло вороватое желание вытереть руки о мои джинсы, и я испуганно отодвинулся. Эдик едва не тюкнулся носом в скамейку, но взял себя в руки и вытер их о свои штаны.
– Так вот, начнем с начала. Ab ovo 8, так сказать.
– Не надо сначала. Ты скажи про завещание и отца.
– Раз хамишь – буду молчать, – Эдик искательно заглянул под скамейку, но я спрятал бутылку себе за спину, и он ее не нашел. – А дома меня, между прочим, ждут, – Эдик посмотрел на меня с вызовом и надрывно вздохнул. – Ну, и хрен с ними, подождут еще. Все равно у них нет выбора. И у тебя нет, и у меня нет…
– Эдик! – строго напомнил я.
– Ах, да. Так вот. Короче, твоя мать попала в лабораторию к тогдашнему Верховному Магистру, а по совместительству еще и генному инженеру. Я уж не знаю, что там между ними было, – Эдик пожал плечами с видом пожилой институтки, – но она родила от него. Это точно. Нонсенс! Абсурд! Чудо! И на свет явился ты, малыш! – Эдик с энтузиазмом акушерки обнял меня за плечи.
– Ну, вот что, учительница первая моя, – я вернул его руки к нему на колени. – Тут я уже все понял, хотя, буду откровенен, не понял я тут ни хрена. А завещание, будь оно неладно?
– После пропажи Зои он не перестал быть Магистром. Вообще-то, это пожизненно… И отправился он куда-то на Ближний Восток или в Среднюю Азию. В горячую точку, изобретать оружие и ставить опыты в полевых условиях. Он и ставил-ставил, ставил-ставил, ставил-ставил… Доставился, короче. Плакала моя Нобелевская премия. Да ты сам у нас Нобелевская премия ходячая, – вдруг воодушевился Эдик, и я испугался не на шутку, представив себе, как Эдик путем хитрых манипуляций извлекает из меня мировое открытие.
Но усилием воли я вернул себе мужество.
– А завещание, Эдик!!!
– Ну, короче, доставился он, изобрел преобразователь… ну, так мы все называем это искомое вещество между нами… – голос Эдика поскучнел, и он снова привалился к моему плечу, с явным желанием отдохнуть.
Я пнул его локтем в бок. Эдик вздрогнул:
– Что еще?
– Завещание! – простонал я.
Эдик задумался.
– Ничем не могу помочь, я точно не знаю, где оно, – вдруг сказал он и оглянулся: – Честно, не брал.
– Зараза, да протрезвей же ты…
Но Эдик положил мне голову на колени и задремал. Я решил, что толку от него пока не будет, и тоже прикрыл глаза. Но голова кружилась так сильно, что я вынужден был их снова открыть. На лице выступил пот, стало потряхивать ноги. «Вот черт, – подумал я. Паленый коньяк, что ли?» Но в следующее мгновение меня осенило. И я испугался
Мне захотелось ее погладить, и я позвал ее. Она подбежала и, недоверчиво осматривая меня, снова принюхалась. Я повторил зов. Она взбежала мне на ногу, ее тельце было упругим и невесомым. Я наклонился к ней и, ощутив ее дыхание на своем лице, вдохнул сам.
В это время Эдик проснулся и заорал. Он заорал так, что крыса буквально слетела с меня и, шмякнувшись о землю, исчезла в темноте. Тут же поблизости завыла сигнализация.
– Заткнись, – прошипел я. – Чего ты орешь?
Эдик смотрел на меня, и в его взгляде я впервые в жизни увидел омерзение, смешанное со страхом.
Что ж. Я и сам теперь смотрю на себя так же.
– Чего уставился? – дружелюбно поинтересовался я. – Крыс не видел?
– Я никогда не видел тебя… таким.
– Каким?
– Счастливым животным.
Эдик был абсолютно трезв.
Я проигнорировал его реплику.
– Ты не закончил про завещание.
– Профессор отправил письмо твоей матери. Когда она была еще жива. Твой опекун перехватил его. Кроме всего прочего, в письме было сказано, что твой отец все завещает тебе, если ты есть. Он погиб ночью, пять дней назад. Он был убит выстрелом в голову, потом помещение взорвали. Нам туда не попасть: там власть Гильдии. Ты едешь в Бухару. Препарат или его следы нужно искать там.
– А как же тест?
– А ты сам не видишь? – Эдик усмехнулся с неожиданной горечью, и я осознал: нечто важное в его чувствах ко мне сейчас умерло навсегда.
– Эдик, кто я? Зачем я вам?
Эдик отвернулся, вытащил из-под лавки мятую пачку и, брезгливо отряхнув ее, вынул сигарету. Я поднял с земли зажигалку и дал ему прикурить.
Мы сидели молча, и где-то далеко над крышами появилась тонкая кайма светлеющего неба.
Эдик хоронил друга.
Я был занят тем же.
Наконец он повернул ко мне лицо, бледное в рассветных сумерках. Его полные боли глаза смотрели на меня с непонятной тоской.
– Ты можешь навсегда превратить крыс в людей, а можешь навсегда избавить мир от крыс. Ты – недостающее звено между двумя видами. Ты – их мошиах 9! – Эдик захлебнулся словами и уронил голову на руки.
Я смотрел на его плечи и ничем не мог ему помочь.
– Врачу, исцелися сам! – пробормотал я.
Эдик вздрогнул как от удара:
– Что ты сказал?
– А также «кровь его на нас и детях наших 10» – не так ли, Эдик?
Он медленно опустился передо мной на колени и, взяв мою руку, положил ее себе на голову.