Прерафаэлиты. Революция в викторианском искусстве
Шрифт:
Некоторые сцены мифов Теннисон подверг целомудренной цензуре, которая позволила смягчить и некоторые трагические моменты повествования. Например, в легенде о том, как Артур непреднамеренно совершил инцест со своей сводной сестрой Морган Ле Фэй, прижив незаконного сына, Мордреда, который впоследствии стал послушным орудием для разрушения Камелота. У Мэлори имя сестры Артура – Моргауза. В произведении Теннисона Артур был «спасен от греха» своей супругой, королевой Гвиневрой и избавлен от деяния, плод которого, Мордред, помог врагам погубить Камелот. Зло приходит извне: для «образа внешнего зла» Теннисон использует эпизод из «Смерти Артура», посвященный колдунье по имени Нинева. Другой вариант произношения ее имени – «Нимуэ», а в «Королевских идиллиях» ее имя меняется на Вивьен. По мнению Эдварда Бёрн-Джонса, новое имя звучало современнее. Образ колдуньи должен показать, что есть чувства неблагородные: честолюбие, мстительность, зависть и прочие, отравляющие дух Камелота. В поэме Теннисон цитирует, но вместе с тем весьма неоднозначно трактует Библию:
Бесстрашна, коли истинна, любовь, И ненависть, коль истинна, бесстрашна… Узнала рано правду, что кругом Все мерзостью пропитано от века, И разглядела дно того колодца, Где истинная правда затаилась… Великая природа! Чистых нет! Не это ли, мой ангел, говорит Священное Писанье?Здесь слова из Первого послания Иоанна IV, 18: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви»; Псалом CXXXVIII, 21–22: «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне»; Притчи Соломона XX, 9: «Кто может сказать: «Я очистил мое сердце, я чист от греха моего?» служат оправданием неблаговидных намерений и подлых поступков.
Стараясь придать выразительность истории, Теннисон безжалостным образом видоизменил фабулу, использованную Томасом Мэлори. Разрушение Камелота в версии Мэлори произошло позднее, чем «два несчастливца по имени Эгревэйн и сэр Мордред» атаковали короля, не видевшего подоплеки взаимоотношений королевы и лучшего из рыцарей. По мысли автора XV столетия, Камелот погиб лишь тогда, когда все могучие рыцари отправились на поиски Святого Грааля, оставив королевство без защиты, многие сгинули в походе, вернулась лишь горстка. Но у Теннисона страшная война происходит именно оттого, что оба рыцаря предстали перед двором и публично поведали о незаконной любви королевы. Такова разница нравственной идеи и влияния эпохи на литературные произведения: в Средние века главной опасностью были крестовые походы, из которых возвращались далеко не все рыцари; в викторианскую эпоху большой опасностью представлялась безнравственность.
В средневековых литературных произведениях об Артуре, Гвиневре и Ланселоте также звучали осуждающие ноты, но без ощущения безысходности: более того, у Томаса Мэлори, чей роман послужил источником множества изобразительных и литературных сюжетов, подразумевается «happy end», насколько это вообще возможно в эпическом жанре, где только смерть главных героев может окончить повествование. Ланселот был взят на небо за добрые дела и мужество, а королеве бог простил ее женские слабости – ведь ее возлюбленный был лучший из лучших, и устоять перед ним было невозможно.
В теннисоновском сборнике поэм гибель королевства есть следствие разложения королевского двора, а оно, в свою очередь, происходит именно от лицезрения всеми многолетней любви между Ланселотом и Гвиневрой: через это безнравственное зрелище порча проникает в ряды рыцарей.
Когда же стала Земля свободной, а Гиньевра грешной, Вы принялись, чтоб выказать свой ум, Болтать о том, что королем Артур Стал только лишь по милости друзей, А не по праву. И на сем играя, Вы начали стремительно спускаться Дорогой Князя Тьмы все ниже, ниже И под конец спустились низко так, Что пред великим озером огня Попрали клятвы, данные Артуру.Чувствуется разница между мироощущением автора XV века, чье воображение живо рисует страшные последствия крестовых походов, опустошавших не только страны за морем, но и родину крестоносцев, – и взглядами викторианской эпохи, возлагавшей ответственность за любые катаклизмы на падение нравов.
Очевидно, в силу своей близости моральной догме XIX века «Королевские идиллии» пользовались у читательской аудитории большей популярностью, чем в кругу профессиональной критики. Публика, как правило, желает узнавать свои собственные чувства и мысли в образах и действиях персонажей, невзирая на отдаленность описанного во времени и пространстве. Чем ближе к современности сюжет произведения и трактовка образов, тем активнее сопереживает им аудитория. Артуровский цикл превращался в своего рода сериал, в котором обыденность облагораживали страсти, а великие герои и прекрасные дамы сходили с пьедестала, становились понятнее и ближе. Викторианская адаптация средневековых легенд оказала воздействие на их восприятие.
Литературоведы и писатели не искали узнавания себя в средневековых персонажах – они сравнивали новую версию жизнеописания Артура с трудами предшественников, иронизируя над дидактикой и прямолинейностью «Поэта-лауреата», как называли Теннисона в Великобритании. Писатель Джордж Мередит заявил, что теннисоновский Артур проповедует как «законченный поп», а поэт Алджернон Суинберн находил его «кретином-рогоносцем и резонером». Известный британский историк и философ, писатель-публицист Томас Карлейль, прочитав произведение Теннисона, написал в письме: «Леденец был превосходен!». Для некоторых художников, в том числе для Морриса и Бёрн-Джонса, этот вариант изложения артуровского цикла был слишком «сахариновым», они предпочитали книгу Мэлори, полную неукротимых страстей. Но «старшие» прерафаэлиты, тем не менее, решили воспользоваться шансом и поработать на излюбленную тему в области книжной графики.
Издание книги Теннисона, несмотря на неодобрительные отзывы критиков и литераторов, продлилось вплоть до 1885 года – писатель дополнял «Идиллии» все новыми поэмами, создавая подобие сериала, в котором действуют полюбившиеся публике герои и возникают новые лица. После того, как издание было окончено, оно долгие годы привлекало внимание многочисленных иллюстраторов. Между 1862 и 1913 годами в Королевской Академии художеств было представлено 20 работ на тему легенды «Герейнт и Энид» и 26 – на тему «Ланселот и Элейн». Это были самые выгодные для иллюстраций сказания «Идиллий».
Даже живописец Форд Мэдокс Браун, чей круг интересов лежал в первую очередь в области живописи, а не графики, обратился к книжной иллюстрации и стал одним из первых, кто сделал предложение издателю Эдварду Моксону, решившему в 1854–1855 годах опубликовать иллюстрированное издание Альфреда Теннисона. Восемнадцать иллюстраций для моксоновского издания исполнил Милле (одну из гравюр он сделал в двух вариантах), семь – Хант и пять – Россетти. Когда книга вышла в 1857 году, ее оформление значительно отличалось от привычных стандартов для иллюстрированных изданий викторианской эпохи, но в целом она не имела большого успеха.
Вскоре Моксон умер, его предприятие перешло в руки нового владельца, Джорджа Рутледжа, который развернул широкую рекламную кампанию. В результате моксоновский Теннисон получил большую популярность, быстро разошелся и даже стал букинистическим раритетом. Но переиздание наладить не удалось: поэт-лауреат не интересовался иллюстрациями своих произведений и к тому же затребовал огромный гонорар за право публикации своих стихов. Издатель вынужден был отказаться от проекта.
Тем не менее, прерафаэлиты приобрели определенный опыт в книжной графике. Специфика работы с резной гравюрой наложила отпечаток на стиль Россетти: графические иллюстрации утратили размытость, стали лаконичнее, изысканнее и живее. В то же время, воспевая таинственную деву из «золотого сна», Россетти разработал новый женский типаж, который впоследствии ярко проявился в картине «Beata Beatrix» (1864).