Прерия
Шрифт:
— Мой старый друг, — сказал он, стараясь подавить движение неудовольствия, которое он считал несоответствующим своему серьезному характеру, — ваша система ложна с первых посылок до заключения, а ваша классификация так ошибочна, что смешивает все научные отличия. У буйвола никогда не бывает горба. Мясо его не здорово и не вкусно, а я должен сознаться, что оба эти качества находятся в высшей степени в анализируемом мною предмете и потому…
— Ну, на этот раз я принимаю сторону Траппера против вас! — перебил его Поль Говер. — Человек, который говорит, что мясо буйвола не вкусно, не должен есть его [11] .
11
Почти излишне объяснять читателю, что животное, о котором так часто упоминается в этой книге, обычно называемое буйволом, не что иное, как бизон. Отсюда и недоразумение между жителями прерий и человеком науки.
Доктор, не обращавший до сих пор большого внимания на охотника за пчелами, устремил задумчивый взгляд на него; по тому, как он смотрел на молодого человека, было видно, что он старался припомнить что-то.
— Черты вашего лица знакомы мне, молодой человек, — проговорил он. — Наверное, я где-то видел вас или индивидуума вашего класса.
— Вы встретились со мной в лесах к востоку от Большой реки и хотели уговорить меня идти за шершнем до его гнезда, как будто глаз у меня недостаточно наметан и я могу, подобно вам, принять за пчелу какое-нибудь другое насекомое. Если припомните, мы провели с вами вместе целую неделю: вы искали ваших жаб и ящериц, я — пни дерева [12] . И оба мы были хорошо вознаграждены за свои труды. Я собрал самый лучший мед, какой кто-либо отправлял в поселения, а ваш мешок еле мог вместить ваш пресмыкающийся зверинец. Я никогда не осмеливался спросить вас прямо в лицо, чужестранец, но я думаю, что вы собираете коллекцию редкостей.
12
Занятие охотой за пчелами в то время было довольно распространено в пограничных местностях Америки, хотя здесь оно несколько приукрашено. Пока пчелы высасывают сок из цветков, охотник ловит одну или две пчелы. Потом он выбирает удобное место и выпускает одну из пчел, которая неизменно летит к своему улью. Затем охотник отходит на некоторое расстояние и выпускает другую. Заметив направление, по которому полетели пчелы, он рассчитывает точку пересечения двух линий. Там и находится улей.
— Я узнал вас, — сказал доктор. — Хорошо узнал, — повторил он, радушно пожимая руку Поля. — Это была счастливо проведенная неделя, что и докажут миру в один прекрасный день мои бумаги и гербариум. Да, я отлично припоминаю ваши черты, молодой человек. Вы из класса mammalia; разряд — primates; род — homo; вид — Кентукки.
Он остановился на минуту, улыбнулся шутке, которая, по-видимому, понравилась ему, потом прибавил:
— Со времени нашей разлуки я совершил большие путешествия, я вступил в соглашение или договор с неким Измаилом…
— Бушем! — прибавил Поль со своим обычным нетерпением. — Боже мой, это письмо, написанное кровью, о котором мне говорила Эллен…
— На этот раз милая Нелли была несправедлива ко мне, — сказал озабоченный доктор; — я вовсе не принадлежу к кровопускательной школе и несравненно предпочитаю метод очищения крови кровопусканию.
— Вы плохо поняли: она отдает полную справедливость вашему искусству.
— Она слишком снисходительна ко мне, — ответил доктор, со смиренным видом опуская голову, — Эллен — добрая, нежная девушка и вместе с тем с характером. Я никогда не видал более очаровательного ребенка.
— В самом деле! — вскрикнул Поль, роняя кость, которую обгладывал, чтобы отдалить момент разлуки с горбом, и бросая грозный взгляд на ни в чем не повинного доктора. — Уж не намереваетесь ли вы включить Эллен в коллекцию редкостей, которую собираетесь увезти?
— Да сохранит меня небо от желания сделать малейшее зло этому милому ребенку! Ради всех богатств мира — животного и растительного вместе — я не срезал бы ни одного волоса на ее голове! У меня к Эллен amor naturalis, вернее, peternus — отцовская любовь.
— Действительно, это больше подходит к вашему возрасту, — насмешливо сказал Поль, — что стал бы делать старый шмель с такой хорошенькой пчелой?
— В том, что он говорит, есть доля правды, — заметил Траппер, — это в природе вещей. Но вы говорили, что жили в лагере некоего Измаила Буша…
— Правда, в силу условия…
— Есть у вас условия или нет, а только скажу я вам, что я был свидетелем, как сиу пробрались в ваш лагерь и отняли у бедняка, которого вы называете Измаилом, все его стада…
— Исключая Азинуса, — пробормотал доктор, спокойно кушавший свою часть горба бизона, не заботясь больше о его отличительных признаках, — исключая моего Азинуса.
— Не можете ли вы сказать мне, — прервал его Траппер, — какую такую драгоценность хранит путешественник под белым холстом палатки, вход в которую он оберегает, грозно оскаливая зубы, подобно волку, охраняющему остов, покинутый в лесу охотником?
— Вы слышали об этом? — воскликнул. естествоиспытатель, от удивления роняя кусок мяса, который поднес было ко рту.
— Ничего я не слышал, но видел палатку, и меня чуть не загрызли за то, что я хотел узнать, что в ней находится.
— Загрызли! Ну, значит, это животное все-таки плотоядное. Оно слишком спокойно для ursus horribilis; будь это canis — лай выдал бы его. И к тому же Эллен Уэд не была бы так фамильярна с каким-нибудь из рода ferae. Достопочтенный охотник, одинокое животное, запираемое днем в повозке, а на ночь в палатке доставило мне больше тревог и повергло меня в большее недоумение, чем номенклатура всех четвероногих, взятых вместе, и по этой простой причине я не знаю, к какому классу его отнести.
— Животное! Так вы думаете, что Измаил Буш путешествует с животным, запертым в маленькой повозке?
— Я уверен в этом, — ответил доктор Бат. — Я уже говорил вам, что в силу условия я путешествую с вышеупомянутым. Измаилом Бушем; но хотя я обязался исполнять некоторые обязанности во время путешествия, однако в договоре не существует параграфа, который говорил бы, что это путешествие должно быть sernpiternum, или вечным. А так как эта местность, пусть и мало исследована: наука, может, быть, вовсе даже не проникала в нее — но она совершенно лишена сокровищ растительного царства, я давно уже направился бы на несколько сот миль ближе к востоку, если бы не желание видеть животное, о котором идет речь, чтобы описать его и классифицировать, как следует. Это желание, — прибавил он, понижая голос, как человек, сообщающий важную тайну, — это желание будет вскоре удовлетворено, и у меня даже есть некоторая надежда, что Измаил позволит мне анатомировать это животное.
— Так вы его видели?
— Не глазами, но при гораздо более верном свете рассуждения. Молодой человек, я умею наблюдать и, благодаря стечению многих обстоятельств, незначительных с виду, которые остались бы незаметными для обыкновенного наблюдателя, я могу безбоязненно заявить, что это чудовищное животное с сильно развитым аппетитом и, кроме того, по неопровержимому свидетельству этого достойного охотника, плотоядное.
— Все, что я хотел бы знать, чужеземец, — сказал Поль, на которого слова доктора произвели сильное впечатление, — уверены ли вы, что это животное?