Прерия
Шрифт:
Когда, таким образом, между воином прерии и старым Траппером водворилось нечто вроде сомнительной дружбы, последний отдал Полю распоряжение располагаться на привал. Пока Миддльтон помогал Инесе сойти с осла, а Поль приготовлял для Эллен сиденье из сухих листьев, между стариком и молодым дикарем разговор шел на индейском, а между остальными — на английском языке.
Дикарь и Траппер состязались в ловкости и хитрости. Каждый из них старался выведать намерения другого, не показывая желания узнать их. Как и следует ожидать в тех случаях, когда противники одинаково сильны, результат этой борьбы не удовлетворил ни одного, ни другого. Старик задал все вопросы, которые ему подсказали его тонкий ум и опыт: расспросил о положении племени поуни-волков, о жатве, о сделанных ими запасах на зиму, об их отношениях с соседними воинственными племенами — и не мог добиться ни одного ответа, который объяснил бы ему, почему этот одинокий воин находится на таком большом расстоянии от обычного места жительства своего племени.
С другой стороны, вопросы индейца, хоть и более сдержанные и полные достоинства, были не менее замысловаты. Он говорил о положении торговли мехами, об успехах и неудачах различных белых охотников, с которыми он встречался или о которых слышал; он даже намекнул на движение народа «великого отца» — как он благоразумно назвал правительство Соединенных Штатов — к прериям, в которых охотилось его собственное племя. По странной смеси интереса, презрения и негодования, прорывавшихся по временам через привычную сдержанность молодого дикаря, было ясно видно, что чужестранцы, завладевшие правами туземцев, были знакомы ему скорее понаслышке, чем по виду. Это обстоятельство подтверждалось еще и тем, как он смотрел на обеих женщин, а также и теми краткими, но энергичными выражениями, которые случайно вырывались у него.
Пока он разговаривал с Траппером, его блуждающий взгляд беспрестанно устремлялся на почти детское лицо Инесы, которую он рассматривал с необычным вниманием. Очевидно, он в первый раз видел одну из тех женщин, о которых так часто говорили старики его племени, и которые, как они считали, соединяли в себе всю красоту, какую может создать воображение дикаря. К Эллен глаза дикаря обращались реже, но в беглых взглядах, бросаемых им на более определенные и, быть может, более выразительные черты ее лица, виднелось естественное нежное чувство мужчины к женщине. Однако это восхищение, благодаря привычке к сдержанности и гордости воина, выражалось настолько сдержанно, что только глаза Траппера заметили его. Старик был слишком знаком с обычаями индейцев и слишком хорошо сознавал, насколько важно для него узнать основательно характер этого дикаря, что не мог упустить из виду малейшее из переживаемых им впечатлений или не заметить какого-либо из его движений.
Эллен, не сознававшая производимого ею впечатления, окружила дружескими заботами менее сильную и менее решительную Инесу. Выражения радости и жалости постоянно сменялись на ее открытом лице, пока деятельный ум размышлял о предпринятом ею смелом шаге.
Не то было с Полем. Считая, что он добился осуществления двух своих самых сильных желаний — обладания Эллен и торжества над сыновьями Измаила, — он занялся приготовлениями к стоянке с таким же спокойствием, с каким вез бы свою довольную супругу после торжественного совершения акта бракосочетания в магистрате в их будущее жилище. Как мы уже говорили раньше, он шел за бродячей семьей во все время их длинного, тяжкого перехода, прячась днем и выискивая случая увидеться с Эллен. Наконец, фортуна и смелость увенчали его старания успехом как раз в тот момент, когда он начал уже отчаиваться. Расстояние, препятствия, опасности — ничто не существовало для него, его решительное и радостное настроение давали ему уверенность, что все остальное исполнится без труда. Таковы были, по-видимому, его чувства — да и в действительности это было так — когда он, сдвинул шапку набекрень и насвистывая веселую песенку, приготовлял меж кустов ложе из листьев для Инесы, время от времени бросая довольные взгляды на хорошенькую Эллен, помогавшую ему в этом деле.
— Итак, племя поуни-волков зарыло в землю томагавк [23] со своими соседями конзами, — продолжал Траппер разговор, который он прерывал только для того, чтобы давать различные указания своим товарищам. Читатель должен раз и навсегда запомнить, что хотя Траппер и говорил с индейцем на его языке, но он переходил на английский, когда ему приходилось разговаривать со своими спутниками. — Волки и бледно-краснокожие стали снова друзьями. Я уверен, что вы читали об этом племени в ваших книгах, доктор. О нем рассказывают всякие небылицы среди невежд, живущих в селениях. Существует рассказ о валлийцах, живших в окрестностях прерии и появившихся здесь раньше, чем тот человек беспокойного духа, который первый привел сюда христиан для того чтобы они лишили язычников их наследства, и представил себе, что солнце садится над такой же большой страной, как та, над которой оно подымается. Говорят, будто они знали все обычаи белых, говорили на их языке. Уж и не знаю какие еще глупости и нелепости…
23
Т. е. помирилось.
— Читал ли я об этом! — сказал доктор, роняя из рук кусок соленого мяса бизона, который поспешно подносил ко рту. — Я был бы полным невеждой, если бы не думал часто и с наслаждением о прекрасной теории, представляющей два убедительных аргумента, которые я всегда считал неопровержимыми, даже если бы они не опирались на такие живые доказательства, а именно, что этот континент может доказать свое духовное родство с цивилизацией, нисходящее до более отдаленной эпохи, чем время Христофора Колумба, и что цвет кожи есть следствие климата и условий жизни, а не установленное определение природы. Предложите этот последний вопрос достойному индейцу, достоуважаемый Траппер; у него самого красноватый цвет лица, и его мнение может дать нам возможность рассмотреть спорный вопрос со всех сторон.
— Уж не думаете ли вы, что поуни проводит все время в чтении книг и что он верит всякой писаной лжи? Но надо исполнить фантазию ученого; может быть, это у него природный инстинкт; в таком случае пусть он следует ему, как это ни жаль. Что думает мой брат? У всех, кого он видит здесь, белая кожа, а у воинов-поуни — красная. Думает ли он, что человек изменяется со временем и что сыновья не похожи на своих отцов?
Одно мгновенье молодой воин смотрел на старика пристальным презрительным взглядом, потом поднял палец к небу и ответил с гордым, полным достоинства видом:
— Великий дух — Уеконда заставляет дождь падать из облаков. Когда он говорит, он потрясает горы. Огонь, сжигающий леса, — пламя его глаз. Он сотворил своих детей заботливо и предусмотрительно, и раз сотворенное им никогда не меняется.
— Да, это так по природному смыслу, — продолжал Траппер, объяснив этот ответ разочарованному естествоиспытателю. — Поуни — великий народ, мудрый народ, и я уверяю, что у него есть хорошие честные традиции. Охотники и трапперы, с которыми я иногда вижусь, говорили мне, поуни, об одном великом воине вашего племени.
— Мой народ состоит не из женщин, храбрый человек не чужой в моем селении.
— Конечно. Но тот, о ком больше всего говорят, — вождь, слава которого гораздо выше славы обыкновенных воинов. Он мог бы оказать честь некогда могучему, теперь павшему народу делаваров.
— У такого воина должно быть имя.
— Его зовут Твердое Сердце за его твердость, и это вполне подходящее для него имя, если правда все то, что я слышал о нем.
Индеец бросил на старика взгляд, который как будто хотел проникнуть в глубину его сердца.
— Бледнолицый видел вождя воинов моего народа? — спросил он.
— Нет, никогда. Теперь я не тот, кем был лет сорок тому назад, когда война была моим ремеслом и пролитие крови…
Громкий крик Поля прервал разговор. Через минуту охотник за пчелами вышел из леса и вернулся с противоположной стороны от того места, где находился маленький отряд, ведя индейскую лошадь в военном уборе.
— Взгляните, на какой лошади ездит краснокожий! — крикнул он, заставляя лошадь делать курбеты. — Во всем Кентукки не найдется бригадира, который мог бы похвастаться таким верховым конем. Какая гладкая шерсть! Какие пропорциональные члены! А седло — как у испанского гранда! Взгляните на гриву, на хвост, заплетенный и украшенный серебряными шариками, такими, какими и Эллен могла бы убрать свои прекрасные волосы, чтобы отправиться на танцы или на сбор орехов. Не правда ли, какой чудесный конь, Траппер? И подумать только: он ест сено из яслей дикаря!