Прерия
Шрифт:
— Тише, Поль, молчите! — с испугом, краснея, проговорила Эллен, которая шла, опираясь на его руку. — Ваш голос могут услышать.
Охотник за пчелами замолчал; но пока путники шли по опушке леса, он по временам оглядывался и бросал угрожающие взгляды, довольно ясно показывающие его воинственное настроение. Погруженные в свои размышления, члены маленького отряда через несколько минут дошли до одного из холмов. Они взошли на холм, спустились с него и очутились вне опасности, так как Измаил и его дети не могли видеть их, хотя, конечно, могли преследовать и найти по следам. Старик воспользовался расположением местности и переменил направление, как корабль меняет путь в тумане или во тьме, чтобы обмануть бдительность неприятеля.
Двух часов ускоренной ходьбы было достаточно, чтобы описать полукруг и прийти к месту, диаметрально противоположному направлению, взятому в начале бегства. Большинству беглецов положение их было известно не лучше, чем невежественному путешественнику, находящемуся посреди океана, известно положение корабля, на котором он совершает плавание. Но старик руководил переходом с видом, который внушал доверие и давал благоприятное понятие о его знании местности. Его собака шла все время впереди хозяина, останавливаясь по временам, чтобы принять во внимание выражение его глаз, с такой уверенностью, как будто они заблаговременно сговорились, по какому направлению следует идти. Но к тому времени, о котором мы говорим, собака остановилась, как бы отыскивая какой-то след, и залаяла глухо и жалобно.
— Да, Гектор, да! Я знаю это место, знаю, и поводов у нас достаточно, чтобы хорошо запомнить его, — сказал старик, останавливаясь рядом с верным четвероногим в ожидании остальных путников. — Видите вот этот лесок? — спросил он, когда все подошли к нему. — Там можно было бы остаться, пока прерия не превратится в лес, не опасаясь, что кто-либо из рода Измаила осмелится тронуть нас.
— Это место, где лежит тело мертвого человека! — вскрикнул Миддльтои, взглянув на лес, и, видимо, возмущенный воспоминанием.
— Совершенно верно, но надо узнать, нашли ли покойника его родственники и предали ли его прах земле. Собака узнаёт след, но кажется несколько сбитой с толку. Пойдите, осмотрите хорошенько местность, друг мой, охотник за пчелами, пока я останусь здесь с собаками, чтобы помешать им лаять слишком громко.
— Я? — вскрикнул Поль, запуская руку в свои густые волосы с видом человека, считающего благоразумным хорошенько подумать, прежде чем взяться за такое страшное предприятие. — Слушайте, старый Траппер, мне приходилось бывать в бумажной одежде среди многих роев, потерявших царицу, и я не боялся, и позвольте сказать вам, что человек, способный на это, не должен бояться никого из сыновей негодяя Измаила, находящихся в живых. Но идти искать кости мертвецов — это не мое дело, и у меня нет охоты к нему. Поэтому благодарю вас за предпочтение, как говорит тот, кого в Кентукки зовут капралом милиции, и объявляю вам, что не беру на себя этой обязанности.
Старик с разочарованным видом обернулся к Миддльтону, но тот был слишком занят, стараясь придать бодрости Инесе, чтобы заметить его смущение. Неожиданно его вывел из затруднения человек, от которого, судя по предыдущим обстоятельствам, никак нельзя было ожидать проявления храбрости.
Во все время отступления доктор Баттиус отличался чрезвычайным усердием и подвижностью. Его желание удалиться от Измаила было настолько велико, что одержало верх над всеми его обычными наклонностями. Доктор принадлежал к тому классу ученых, которые бывают очень плохими спутниками для человека, торопящегося куда-нибудь. Ни один камень, ни одно растение, ни одно насекомое не ускользали от его бдительного взгляда, и дождь, и гром не могли прервать этого приятного занятия. Но ученик Линнея не думал ни о чем этом в продолжение двух истекших часов: ум его был исключительно занят важным вопросом — не станут ли дюжие потомки Измаила оспаривать его право на свободное расхаживание по прерии. Собака самой хорошей породы, отлично выдрессированная, не могла бы идти по следу с большим жаром, чем доктор вслед за Траппером.
Может быть, к счастью для его храбрости, доктор не знал, что старик заставил своих спутников обходить вокруг крепости Измаила. Ученый был в сладком убеждении, что каждый шаг, который он делает по прерии, удаляет его от опасной скалы. Несмотря на мимолетное потрясение, испытанное им, когда он узнал свою ошибку, он смело вызвался войти в лес, где, как он предполагал, еще находился труп убитого Азы. Может быть, вызваться на трудное дело его побудила тайная боязнь, что его спутники неблагоприятно взглянут на поспешность, которую он выказал при отступлении. Кроме того, каков бы ни был страх, внушаемый ему живыми, но его привычки и познания возвышали его над страхом перед мертвыми.
— Если идет речь о каком-нибудь деле, требующем полного обладания нервной системой, — сказал ученый тоном, которому старался придать оттенок отваги, — то вам нужно только дать направление умственным способностям. Перед вами тот, на физические силы которого вы можете рассчитывать.
— Он привык говорить притчами, — сказал Траппер, ум которого не мог подняться до высоты научного языка доктора, — но я думаю, что во всех его речах кроется какой-нибудь смысл, хотя отыскать его так же трудно, как найти трех орлов, сидящих на одном дереве. Благоразумие требует, чтобы мы укрылись куда-нибудь, а то дети Измаила нападут на наши следы. Ну, а как вы хорошо знаете, доктор, есть некоторое основание опасаться в этом лесу зрелища, ужасного для глаз женщины. Достаточно ли вы мужчина для того, чтобы взглянуть прямо в лицо смерти, или мне придется рисковать, что собаки залают, когда я пойду туда сам? Вы видите, Гектор уже готов бежать туда с разинутой пастью.
— Достаточно ли я мужчина! — повторил естествоиспытатель. — Достопочтенный Траппер, отношения между нами возникли еще очень недавно, а не то подобный вопрос мог бы вызвать очень серьезный разговор между нами. Я имею право быть отнесенным к классу mammalia; порядок — primates; род — homo. Таковы физические атрибуты; что касается моих нравственных качеств, то о них будет судить потомство; не мне говорить.
— Физика имеет значение только для тех, кто любит ее. Для меня, по моим вкусам и суждениям, это представляется неважным, а нравственность никогда никому не вредит, где ни живи: в лесу ли, или среди окон со стеклами и в дыму каминов. Нас разделяют только слова, которые трудно понять, друг мой; а я знаю, что, поговорив откровенно, мы поняли бы друг друга и вынесли бы одинаковое суждение о людях и делах этого мира. Тише, Гектор, тише! Что с тобой? Точно ты никогда не чуял человеческой крови!
Доктор удостоил природного философа милостивой улыбкой, к которой примешивалось сострадание, потом отошел на два шага от места, куда его увлек избыток храбрости, чтобы иметь более простора и свободы в жестах и позе.
— Каждый homo, конечно, homo, — начал он, вытягивая руку внушительным жестом, придавшим больше силы аргументации. — Во всем, что касается животных отправлений, существуют узы гармонии, порядка, сходства намерений, соединяющие весь род; но тут и оканчивается сходство. Человек может быть унижен невежеством и отодвинут до самого крайнего предела, отделяющего его от животного, или может быть поднят наукой настолько, что приближается к веществу, управляющему миром. Я даже думаю, что, если бы у него было время и случай, он мог бы достигнуть полного познания всех наук и таким образом стать движущим принципом вещей.
Старик задумчиво покачал головой и ответил с естественной твердостью, совершенно затмившей вид напускной важности, принятой его собеседником:
— Все это не что иное, как развращенность рода человеческого. Времена года сменились восемьдесят шесть раз с тех пор, что я на земле, и за все время я видел, как деревья росли и умирали, и все же не знаю, почему бутон открывается под лучами весеннего солнца или почему лист опадает при первом заморозке. Вот вы думаете, что так легко достичь познания всех вещей, а можете вы сказать мне, каково было их начало и каков будет конец? Или, так как ваше ремесло состоит в том, чтобы лечить болезни и раны, то скажите мне, пожалуйста, что такое жизнь и что такое смерть; почему орел живет так долго, а бабочке суждено такое короткое существование? Ответьте мне на более простой вопрос: почему вот эта собака выказывает беспокойство, а вы, который целыми днями зарываетесь в свои книги, вы не видите причин для беспокойства?