Прерванная дружба
Шрифт:
Остаток дня Анжелика укладывала вещи, давала всем указания и почти не отходила от Маргариты. Не питая доверия к Розине, она решила предупредить последствия возможного недосмотра и натёрла больную ногу девочки мазью, рекомендованной матерью-настоятельницей. Маргарита плакала от боли, а тётка, глядя на неё, тоже плакала, жалея свою любимицу. На следующее утро Анжелика покинула Мартерель, нежно со всеми распрощавшись и сохраняя на лице выражение мягкого укора. Маргарита, которой Рене строго-настрого приказал «не быть поросёнком», кое-как выдержала благопристойный тон, пока до неё не донёсся скрип колёс по гравию дорожки, свидетельствовавший о том, что тётка, Анри, багаж и молитвенники действительно двинулись в путь. Тут они с Рене издали такой оглушительный победный клич, что маркиз вышел из кабинета узнать, в чём дело.
– Это мы так, сударь, – проговорил, задыхаясь. Рене, поднимаясь с пола и ловко швырнув под стол подушку, которой Маргарита только что в него запустила. – Простите, что мы вам помешали… Мы просто играли.
– Да, вижу. Маргарита!
При неожиданном появлении отца девочка накинула плед на голову и теперь робко выглядывала из-под него, поблёскивая глазками.
– Что, отец?
– Тебе ведь стало веселей с приездом Рене, не так ли?
– Да, отец.
У неё испуганно расширились глаза и задрожали губы. Маркиз с улыбкой посмотрел на взъерошенную голову Рене.
– Мне тоже. Может быть, если мы с тобой будем хорошо себя вести, он позволит тебе и мне с ним дружить. Извини, мои мальчик, я не хотел помешать вашей битве. Когда Маргарита тебя отпустит, зайди ко мне – я хочу с тобой поговорить. Но это не к спеху.
Маркиз ушёл к себе. Маргарита медленно повернула голову и жалобно посмотрела на Рене.
– Он хочет от меня избавиться…
– Брось болтать вздор. Ромашка. Тебе не нравится, когда тебя без конца тискают н целуют, как сестра Луиза: а когда этого не делают, ты воображаешь, что от тебя хотят избавиться. Отец хороший, только он очень занят. Ты бы тоже никого не замечала, если бы всё время думала о мумиях.
Она покачала головой.
– Поди узнай, чего он хочет. Вот увидишь, он скажет, что через месяц отправит меня к тётке. Вот увидишь!
Рене, нахмурившись, пошёл в кабинет. С тех нор как Маргарита перестала изображать из себя примерного ребёнка и превратилась в живую девочку, его жизнь значительно осложнилась. Что же касается отца, то мумии мумиями, но о Маргарите необходимо подумать сейчас же, и она совсем не похожа на мумию.
– Садись, – сказал маркиз, с улыбкой взглянув на сына. – Что с тобой? Что-нибудь случилось?
– Ничего.
– Нам пора поговорить о твоём будущем. Ты думал о том, чем бы ты хотел заняться? Учиться дальше или остаться здесь и заниматься хозяйством вместе с Анри? Тебе, конечно, известно, что мы очень бедны, но если ты захочешь поехать в Париж и поступить в Сорбонну, это можно будет устроить.
Рене сидел, хмуро уставясь в пол. Затем он поднял глаза.
– Если я поеду в Париж, вы оставите девочку здесь или отошлёте обратно к тётке?
– Маргариту? Я ещё не решил. Во всяком случае, я, конечно, постараюсь сделать так, чтобы ей было хорошо. Но это мы обсудим потом. Сначала я хочу поговорить о тебе. Есть у тебя к чему-нибудь склонность?
– Да, сударь. Но всё зависит от того, что будет с Маргаритой. Я не могу ехать в Париж, если её ушлют в Аваллон и законопатят там на всю жизнь.
– Хорошо, давай начнём с неё. Как ты считаешь, ей действительно было плохо в Аваллоне или это все только капризы? Я хотел бы слышать твоё откровенное мнение.
Рене в мучительном смущении стал теребить пуговицу, не находя слов.
– Ей… ей всё время приходится быть такой примерной… – начал он и вдруг сердито выпалил: – Что правда, то правда! Эта сестра Луиза вечно пристаёт с поцелуями. А тут ещё отец Жозеф со своими наставлениями!.. А что может поделать девочка, да если у неё ещё больная нога…
Он замолк.
– Так, – сказал маркиз. – Спасибо. Во всяком случае, мы избавимся от отца Жозефа и сестры Луизы. Может быть, тётя Анжелика согласится переехать сюда и пожить с нами несколько лет. – Он со вздохом взглянул на свои книжные полки. – Посмотрим, что можно будет сделать. Теперь поговорим о тебе. Так что же тебе хотелось бы изучать?
Рене совсем смутился и еле выговорил:
– Я… мне нравится география… если вам всё равно, сударь.
– Она, кажется, хорошо давалась тебе в школе? Ты думаешь участвовать в экспедициях или хочешь преподавать географию?
– Я… я не знаю. Как придётся, только чтобы это было связано с наукой.
– Мальчуганом ты всегда что-нибудь мастерил и хорошо разбирался в машинах. Тебя это больше не интересует?
– Интересует; я люблю всё, что можно самому сделать или самому узнать. А древние языки мне совсем не даются – там все больше пустые разговоры.
– Но больше всего тебе нравится география? Ты в этом совершенно уверен?
– Да.
– И ты будешь рад поехать в Сорбонну, если тебе не придётся волноваться за сестру?
– Конечно! Только это, наверно, дорого? Анри ведь не поехал учиться в Париж? Как-то несправедливо.
– Он сам не захотел. Я предложил ему тот же выбор, и он ответил, что предпочитает заниматься хозяйством. Так что у тебя нет никаких оснований отказываться. Мне, конечно, придётся продать часть земли, но я готов это сделать. Не огорчайся, и я и Анри считаем, что ты имеешь на это полное право. Значит, решено – осенью ты отправляешься в Париж. Если, конечно… – Маркиз запнулся, потом неохотно взял лежавшее перед ним письмо.
– Я должен тебе сказать, что три недели назад получил письмо, в котором содержится предложение, касающееся тебя. Если ты захочешь его принять, я не стану тебя отговаривать. Оно от твоего дяди. Он предлагает…
– Да, я знаю, – усыновить меня и послать в Кембридж вместе с Фрэнком.
Маркиз удивлённо посмотрел на сына.
– Разве он с тобой об этом говорил? Из его письма я понял, что ты ещё ничего не знаешь.
– Я и не знал, пока на прошлой неделе не получил от него письма.
Маркиз помолчал, обдумывая услышанное. Анри всегда считал адресованные ему письма их общим достоянием.