Прерванная игра
Шрифт:
– Ты имеешь в виду пещеру, костер, каменную плиту и все прочее?
– в свою очередь спросил дежурный и сам воскликнул: - Театр! Чистый театр.
– Зачем это?
– повторил Итгол.
– Для предосторожности. На случай, если вдруг почему-либо случится авария, откажет акнезатор и испытуемый сохранит память, решили установить эту маскировку. В возвратной камере даже чертей увидишь, - рассмеялся он. Все для той же цели: чтобы испытуемые не могли видеть, как все выглядит на самом-деле. "Вот дьяволы!" -мысленно выругался я, но виду не подал. А то
Мы очутились в склепе. Здесь все было изумляюще надежно и прочно, как сама вечность - будто нас занесло в тартар. Из стены вышел косолапый, похожий на чертика прислужник. Итгол что-то сказал ему.Чертик взмахнул рукой.
Теперь я понимал: чертик - это в моем воображении, а каков он на самом деле - мне неизвестно.
Где-то в глубине сильно загудело, каменный пол, который только что представлялся надежным, как пьедестал мироздания, - разверзся. Откинулись тяжелые створки люка - оттуда, с гудением вырвалось пламя, потом выполала клеть. Чертик подождал, когда она установится вровень с полом, и распахнул дверцу. Клеть напоминала кабину подъемного лифта.
Чертик поднес ладонь к пламени - оно послушно отступило книзу. Он опускал руку до тех пор, пока вход в кабину не открылся полностью.
"Прощай, Эва!" - воскликнул я. И шагнул в пламя. Как-то вдруг засвербили все раны, полученные мной следы от наручников, уколы пик в грудь и плечо...
Позади наглухо захлопнулась дверца - меня опрокинуло и закувыркало в потоке времени...
"Прощай, Олесов!" -донесся Эвин голос.
– 0-ле-со-о-о-о в!!!
– слышалось мне.
Я попробовал шевельнуть онемевшей рукой - от боли едва не закричал. Казалось, мои руки стиснуты наручниками.
Кто-то влажными ладонями колотил меня по щекам.
– Живой!
– над ухом прогремел голос Деева - старшего нашей группы.
На помощь явился Грибов. Вдвоем выволокли меня из-под камней и снега.
Как я узнал после, снежный оползень утащил одного меня - слизнул, как букашку. По неосторожности я ступил на верх ветрового надува, и он обломился подо мной,
Остальные сверху видели, как я бултыхался в снежном вихре. Вслед за первой лавиной начали обламываться снежные наметы вдоль всего кара. Грохот долго не утихал. Внизу клубилась метель.
Сотни тонн снега и камня обрушились на дно кара, образовали настоящую гору. Разрыть ее мог разве что батальон саперов. Если бы меня занесло туда, мое дело было бы пропащим. Приземистая инвалидная лиственница, прилепившаяся почти на отвесном склоне, задержала несколько глыб. Они нагромоздились на нее, обломили вершину, но комель устоял. Сюда-то и зашвырнуло меня. Тугой снег смягчил удары камней, которые катились поверх образовавшегося сугроба. До подножья оставалось еще добрых триста метров.
Здесь меня и нашли ребята. Место выдал берет, который повис на древесных сучьях.
Горы и небо одного цвета - черно-синие. И все же ломаная грань, разделяющая обе тверди, хорошо заметна в ночи. Взгляду отпущена узкая полоса звездного неба - наш костер
– Я и не подозревал, что ты мастер заливать.
Мне лень даже обидеться. Нашего вожака я на виню: на его месте я бы и сам не поверил в подобные россказни. Чай горячий - кружку невозможно держать в руке. Да еще рана саднит, будто совсем свежая. Рана! Я чуть не вскрикнул. Вот же оно, доказательство.
– Смотрите!
– Я показал им врезы от наручников, растегнул куртку - там в двух местах запеклись пятнышки крови - уколы пик, на плече глубокая царапина - след кoпья.
– Хм, - неопределенно изрек Деев, - где аптечка?
Аптечка находилась в моем рюкзаке. Запахло йодом. Деев умеет делать все. По его лицу видно, что ему жаль расходовать бинты - на меня ушла едва ли не половина наших запасов, рассчитанных на весь поход. До сих пор в них не было надобности, но Деев - запасливый и расчетливый мужик. Ручаюсь, где-нибудь в кармашках его рюкзака припрятан нз. Так что зря он скупится на бинты.
– Шрамы в самом деле странные, - заметил Грибков, пристально разглядывая мою руку.
– Не мешай бинтовать, - отпихнул его Деев.
– Шрамы как шрамы - камнями порезало. Радоваться надо - легко отделался. Не нужно было соваться на карниз.
– А ведь над тем местом, где тебя нашли, вихрилась снежная пыль, как от вертолета, - не унялся Грибков. Может быть, летающая тарелка была?
Но Деев так на него зыркнул, что Грибков прикусил язык. Наш старший даже в шутку не терпел баек ни о каких Бермудских треугольниках и летающих тарелках.
– Ты еще про снежного человека вспомни, - посоветовал он.
– Так мне никто и не поверил, - закончил Олесов свой рассказ.- Шрамы вскоре затянулись, стали походить на обычные ссадины.
...Наступил конец нашего санаторного сезона, на следующий день я уезжал из Аршана. Мы в последний раз взобрались на зубец, с которого открывался вид на широкую долину и Отроги Байкальского хребта. За нашими спинами громоздились скалистые гребни Тункинских Альп.
В горах как нигде наглядна и ощутима глубинная мощь подземной стихии: вздыбленные в синеву неба кряжи и рядом пропасти, наполненные грохотом вспененной воды. Не столько сознанием, сколько чувствами человек прозревает здесь свое родство со всей природой - не с одними земными тварями, но также и е огненными силами подземного царства и невесомыми струями, какие достигают Земли из глубин звездного пространства.
– В горах я будто пьянею, - признался Олесов.
– Меня охватывает здесь особое чувство... Кажется еще немного и оторвешься от земли, будешь парить в синеве, не испытывая тяготения. Так бывает иногда во сне.
Я сказал, что и мне знакомо это состояние.
– И еще.., - Олесов немного замялся.
– Здесь я общаюсь с Эвой.
Он испытующе поглядел на меня. Наверное, ждал, что я рассмеюсь или, в лучшем случае, хмыкну.
Я сознавал, что верить Олесову абсурдно: никакое общение между людьми, разделенными космическим пространством, невозможно - чистейший бред, но я поверил ему.