Прерванная игра
Шрифт:
– Это бывает только в горах, - продолжал он, справедливо истолковав мое молчание как желание выслушать его до конца.-Не всегда, а в редкие мгновения. Иногда, впрочем, наши сеансы связи, - улыбнулся он собственному определению.
– Не знаю, как их еще можно назвать. Так вот, иногда наши сеансы связи бывают продолжительными...
Впервые картины чужого мира привиделись Олесову, когда он карабкался по отрогам Кодара. Взобравшись на заснеженный гребень, он вдруг ощутил влажное и жаркое дыхание морского прибоя, услышал шум катящихся волн. А вслед за этим увидел водяные валы, увенчанные белесыми гребнями морской пены. Видение мелькнуло и тут же исчезло - его снова окружали заснеженные
Видение Олесова не было миражом. Поразительная способность Эвы, которая помогла им сохранить в памяти пережитые приключения, проявлялась и на чудовищном расстоянии, разделившем их теперь. Какую роль здесь играли горы, Олесов не знал.
– Я как бы переживаю мгновения чужой жизни, - говорил он. Эти мгновения выбираю не я, а Эва. В ее власти прервать сеанс или установить связь. Я могу лишь откликаться на ее вызов. Но для этого мне непременно нужно взобраться на горы. Иногда я как бы узнаю ее голос: "Ты слышишь меня, Олесов?" - "Слышу". После этого мы подолгу молчим: я сидя на вершине скалистого утеса, она - на морском берегу. Мне видятся картины, окружающие ее.
Эва любуется видом земных гор. В эти мгновения я вижу ее зрением, она - моим, осязаю ее чувствами, она - моими. Она ничего не забыла, помнит все наши приключения, но ей, как и мне, никто не верит, когда она пытается рассказать о пережитом.
Олесов поднялся на ноги. Нам пора было возвращаться в санаторий. По крутизне шли молча, Олесов заговорил, когда спустились на тропу. Поблизости никого не было.
– Сейчас Эва взрослая, у нее появилась семья... Прошлым летом во время нашего сеанса связи ее мальчик был рядом с ней, и я видел его ее глазами. Все дети прелестны, Эвин ребенок тоже.
– А здесь?.. У вас был почти месяц! Вы не пытались связаться с Эвой? Мне показалось странным, что за все время, проведенное в санатории, Олесов ни разу не поднялся на хребет, а останавливался со мной на нижнем утесе, который одним только курортникам мог вообразиться труднодоступным.
– Увы, - развел он руками.
– Нынче год активного солнца.
– Это имеет значение?
– Еще какое! Наша связь с Эвой длится почти двадцать лет: у меня было время установить периодичность. В годы активной солнечной радиации связь вовсе прекращается.
– А вы не пробовали подниматься на большую высоту?
Олесов горько усмехнулся.
– Даже в лучшую пору, в свои молодые годы, я не взбирался на горы выше трехкилометровой отметки. Сейчас для меня и эта высота почти недоступна:, шестой десяток уже на исходе.
Мы начали спуск. Тропа -привела нас к подножию склона.
– Вы геолог, - почему-то вспомнил Олесов.
– Вам известно, что большинство видов растений и животных пер- воначально зарождаются в горах и уже потом расселяются по земле. Не связано ли это с действием излучений, идущих из космоса?
Я сказал, что такую мысль геологи высказывали, но это даже и не гипотеза еще, а всего лишь фантазия.
– Жизнь во вселенной взаимосвязана, - твердо, как давно выношенное мнение, изрек Олесов,-Ничей жизненный опыт не пропадает зря.
Почему эта мысль возникла у Олесова и насколько она связана с его приключениями, оставалось лишь гадать. Больше мы к этому разговору не возвращались,
По обыкновению всех курортников, мы обменялись адресами и обещали друг другу
Спустя пять лет я снова был на Аршане.." Какой же это все-таки дивный уголок первозданной природы! И как хорошо, что в ущелье Кыргонды и на окрестные склоны не проложены автомобильные дороги. Даже и тропа ведет лишь к первому водопаду, да кое-где от нее ответвляются узкие стежки. По ним можно взобраться на нижние утесы. А дальше курортники обыкновенно и не отваживаются ходить.
Как в ГУМе, потеряв друг друга, покупатели встречаются у фонтана, так на Аршане курортники находят своих знакомых у источника. Если Олесов сейчас здесь, я могу дождаться его, сидя на скамейке у входа в павильон, куда подведена целебная вода. Но я знал другое место, где так же не разминусь с Олесовым. Увы! Было бы слишком большой удачей, если бы oни вторично приехали на Аршан одновременно.
В первый же день я взобрался на памятный мне утес. С Олесовым мы были здесь ранней весной, сейчас стоял конец июня. Тогда окрест все было голо зеленели одни сосны и кедры; теперь поднялись травы, распушились березы и осинки. Южные скаты были желты от лилий, чуть в отдалении склон пятнали алые крапины царских кудрей, а на зубчатых утесах ветер колыхал сиреневую и синюю 6ахрому травянистого мелкоцветья... Но особенно прелестны были кукушкины бaшмачки - нежносиреневые пузыри размером почти с кулак. Они предпочитали тенистые участки, на оголенных скатах среди лилий их не видно. Цветы эти ужe занесены в Красную книгу. Некогда они родились в горах, теперь бежаля сюда, ища спасения на своей прародине.
Однажды я поднялся на голец. Затратил на восхождений полдия. Запасливо взял едет и термос с аршанской водой.
Внизу белели шиферные крыши домов, беспланово раскиданных в хвойном лесу; светлой лентой струилось меж ними русло Кыргaнды, уcеяиное известняковыми валунами.
На гольце я нашел вылинялый стяг, древко которого было воткнуто в груду камней. На ближнем уступе виднелись начертанные имена туристов, раньше меня совершивших восхождение. В другом месте кто-то ограничился одними инициалами. Буквы уже слиняли. Пройдет пять-десять лет, и от них не сохранится следа, и кто-нибудь другой, жаждущий славы, поверх смытых инициалов наляпает новые. Но ливни, ветры и солнечный зной не пощадят и их. Не только буквы, написанные на камне, но и сами cкалы разрушатся со временем. Напрасны усилия тех, кто хoчет хотя бы таким способом оставить о себе память. Природа равнодушна к людскому тщеславию. Деяния героев (пусть только читатель не подумает будто я называю геройством восхождение на гору) сохраняются лишь в памяти потомков на срок, пока жива история. Но если история кончилаеь, прерывается и людская память. Так случилось на Земтере, про который мне рассказал Олесов. У них истории уже не было--земтерянам досталось одно сытое прозябание.
Пять лет назад, слушая Олесовя, я не сомневался в правдивоcти его рассказа. Теперь меня одолевали сомнения. Но Олесов ничуть не походил на человека, жаждущего прославиться своими похождениями. Напротив, избегал общества. Не так ведут себя честолюбцы.
А если он все же сочинил, тoгда зачем..? Ради забавы?
Нет. Если его приключения выдуманы, так только не для услады. Олесова мучило беспокойство за судьбы человечества и живой природы. Оно и навеяло его фантазии. Людям хочется иметь над собой могущественную опеку. Не есть ли религия мечта о таком всесильном и доброжелательном покровительстве? В мире время от времени являются фантазеры, которые хотели бы передать ответственность за судьбы мира и потомства в чьи-нибудь благодетельные руки.