Прерванный полет «Боинга-737»
Шрифт:
— Здесь? — удивился Алим, вглядываясь в абсолютно пустынную местность, такую же однообразную и неприметную, как десять километров сзади… двадцать… тридцать…
— Не возражаешь, если я тормозну на минутку? — кивнув, спросил Василий.
— Но не больше. У меня самолет.
— Я мигом.
Выйдя из латаной-перелатаной «Тойоты», Василий приложил ладонь к бровям, чтобы низкое еще солнце не слепило глаза. Тогда тоже было утро. Рассвет. На дороге стояли два дымящихся «БТР-60», зеленая краска на которых успела полопаться и покрыться копотью. Возле зазубренных
Василий и радист Паша-Мухобой лежали среди камней. Они забрали с собой ручной пулемет и три «калаша», но патронов было в обрез, а на подмогу они не рассчитывали. Дорога смерти. Многие тут погибли ни за грош. «Духи» редко пропускали колонны без боя. Минировали дорогу, обстреливали машины из гранатометов. Но теперь всего этого больше не будет. И всего этого стало вдруг невыносимо жаль.
«Я бы до старости согласился воевать, — сказал Василий, осторожно выглядывая из-за камня. — На костылях. Лишь бы живым».
«А меня пусть лучше сразу, — отозвался Мухобой, залегший к нему спиной. — Хорошо бы пулей. Ножа боюсь. Долго и больно».
Его рация, как ни странно, не пострадала. «Я Пятый, я Пятый, — неслось оттуда, — ленточка прошла Черную площадку, все в порядке, все в по… ААААА!!!»
Нечеловеческий вопль сменился треском и грохотом. Спустя секунду послышался тоскливый голос: «Головной и замыкающий подожгли, нам не развернуться. Все тут ляжем». Еще через полминуты: «Прощайте, кто слышит». И треск, и лязг, и громыхание.
А когда Василий хотел попросить Мухобоя попытаться связаться с кем-нибудь еще, тот уже не мог ни настроить рацию, ни выключить, ни даже пошевелить пальцем. Снайперская пуля вошла Мухобою в затылок, оборвав его молодую жизнь.
— Вон там мы лежали, — показал Василий, заметив, что пассажир, заскучавший в машине, присоединился к нему. — Сначала вдвоем, а потом я один. Видишь, два камня рядом, один на задранную волчью морду похож?
— Как же ты оттуда выбрался? — спросил Алим, подавив зевок.
Он ожидал услышать рассказ про героическую оборону, про ночной прорыв сквозь вражеское кольцо, но ошибся.
— Я не прорвался, — спокойно произнес Василий, — я сдался. Белого у меня ничего не было, так я тельник свой на ствол автоматный нацепил и помахал. А потом встал.
— И что? — Алим посмотрел на него с новым интересом.
— Думал, срежут. Нет, тихо. Высовывается из-за той гряды, — он показал, — душман в здоровенной зеленой чалме и рукой машет. Не к себе зовет. Прогоняет. Иди, мол, Иван, отсюда.
— Почему?
— А я знаю? Короче, выпустили меня. Потом, когда свои подобрали, я все допытывался, кто из здешних душманов большущую зеленую чалму носит. И знаешь, что выяснил?
— Что? — спросил заинтригованный Алим.
— Оказывается, ваши зимой головы одеялами обматывали, — пояснил Василий. — Они госпиталь полевой вырезали, а там одеяла байковые — зеленые, синие, красные. Вот духи их и приспособили. Странно…
— Что же тут странного? Мерзли.
— Я не про то. Странно, что меня отпустили. Раненых не пощадили, а меня пожалели. Видно, на роду мне другая смерть написана. Как думаешь?
В ответ Алим только пожал плечами, а остаток пути отмалчивался, размышляя о жизни и смерти. Те же мысли преследовали его и в аэропорту, и во время полета, когда, поднявшись над облаками, самолет взял курс на юго-восток.
В просветах между облаками виднелись бесконечные горные вершины и отроги, напоминающие каменные волны, которые хаотично набегали друг на друга, да так и застывали. В сравнении с горами города и возделанные поля занимали так мало пространства, что человечество представлялось Алиму чем-то вроде колонии муравьев, и если до полета его душу подтачивали смутные угрызения совести, то теперь они прекратились. Можно ли всерьез жалеть муравьев, обреченных на смерть? Такова их судьба. Суетятся, копошатся, а над ними уже занесена длань Аллаха.
Алиму и в голову не приходило, что Аллах может осуждать его за убийство подвыпившей, но, в общем-то, безобидной американки. Не думал он также, что Аллаху мог бы не понравиться план, принятый руководством Талибана.
«С нами бог» — известная присказка всех фашистов, террористов и погромщиков. У нее бывают вариации, но незначительные. Это позволяет убийцам и агрессорам считать себя правыми, а своих жертв — неверными, заблуждающимися, предателями.
Алим Карани не был исключением. Предстоящий захват самолета с пассажирами не представлялся ему преступлением.
Он специально выбрал такой рейс, чтобы полететь самолетом «Боинг-737-800» и воочию увидеть, с чем ему придется иметь дело. Увиденное впечатляло. Самолет представлял собой сорокаметровую махину высотой с трехэтажный дом. В нем свободно умещалось более полутора сотен пассажиров. Развивая скорость до 850 километров в час, «Боинг» был способен пролететь 5400 километров без дозаправки. В Интернете Алим вычитал, что в топливных баках самолета закачано более 25 тысяч литров горючего. Ну, а сам он весил 63 тонны — эдакий гигантский обтекаемый снаряд, способный разнести не только небоскреб, а также дамбу или атомную электростанцию.
Сидя в комфортном кресле и поедая ветчину с зеленым горошком, Алим подумал, что в скором будущем человечеству придется отказаться от использования воздушного транспорта, потому что мулла Мохаммад Джамхад и стоящие за ним талибы, похоже, изобрели способ, с помощью которого угоны самолетов могут стать массовыми. Запад не сделал правильных выводов после одиннадцатого сентября. Что ж, эти выводы будут сделаны в ближайшем будущем.
Несмотря на то что Алим прекрасно усвоил свои задачи и действия, он не мог не волноваться, когда вспоминал о своей ответственности и о том, как высоки ставки в предстоящей игре. Поэтому, уставившись в окно, пытаясь задремать или урывочно посматривая на экран с мельтешением какого-то дешевого боевичка, он то и дело заставлял себя мысленно проговаривать пункты, которые нужно выполнить в первоочередном порядке.