Престидижитатор Сталина
Шрифт:
Какая-то тетка, внезапно появившаяся в доме, да еще этот возмутительный тон — и очень громко произносимые слова, от которых, казалось, в голове стучали тяжелые молотки, отнюдь не способствовали вежливости со стороны Александра Сергеевича:
— Кто вы такая и что вы делаете в моем доме? Убирайтесь!
— Меня зовут Алёна Александровна, я зашла пригласить вас совершить небольшую творческую поездку по моему поместью. Вы у меня уже выступали, лет десять назад.
— А… вспомнил. Это жуткое собрание в городишке… как его, Одоеве, так? Увольте, больше я там не появлюсь. А вас все же попрошу покинуть мой дом, причем немедленно!
— Вы,
— Вы еще здесь? Скажите вашим почитателям моего таланта, что никаких выступлений не состоится. И убирайтесь же наконец, пока я не приказал вышвырнуть вас вон из моего дома!
— А, понятно. Вы просто ошибаетесь, но я готова принять ваши искренние извинения чуть позже. А теперь собирайтесь, мы выезжаем в Москву через час.
— Никита! Вышвырни эту особу!
— Вы зря кричите, Александр Сергеевич. Никиту я уже отправила собирать ваши вещи…
— Да как вы посмели куда-то отправлять моего…
— Моего мужика. Никита, как и все прочие мужики Кистенёва, отныне являются моей собственностью: я выкупила село у казны, вместе со всеми мужиками выкупила. Вы же село вместе с дворовыми заложили и плату просрочили — а они теперь мои. И квартира эта не ваша: вы опять просрочили платеж за нее и я отказываю вам в квартире в моем доме. Да, Софья Григорьевна продала мне этот дом на прошлой неделе. А еще вы мне должны восемьдесят тысяч рублей с копейками, потому что я выкупила все ваши долги кроме карточных и долгов Наталии Николаевны. Так что, если вы через час не едете со мной в Москву, то вы через полтора часа едете в Москву со мной же, но сидя в клетке, как безнадежный должник. По указу Императора мой муж или я получили безусловное право сажать в клетку любого, в том числе и дворянина, подлежащего за растрату или мошенничество суду в моем поместье, а постановление Тульского суда у меня с собой, можете при желании ознакомиться. Околоточные ждут моего решения у дверей…
— Вы… вы!!!
— Вы Алёна Александровна Павлова? — с совершенно ошарашенным видом тихим голосом поинтересовалась Наталия Николаевна.
— Да, именно так. — Гостья внимательно поглядела на Александра Сергеевича, покопалась в принесенной с собой сумке, вытащила бутылку с какой-то мутной жидкостью: — Я так и предполагала… Пейте! Все выпивайте, этот эликсир моего мужа отца моего поднимал на ноги даже после недельного запоя. А мы… Наталия Николаевна, давайте выйдем на минутку, я вижу что нам нужно кое что обсудить…
Спустя всего полчала Александр Сергеевич, все более подгоняемый женой, погрузился в большую карету черного цвета, запряженную тройкой огромных лошадей. Детей с няньками погрузили в такую же, но уже белую карету, а возмутительная гостья села в первую, орехового цвета. Голова у Александра Сергеевича к этому времени почти прошла и он, сидя на весьма удобном диване, уснул…
Спустя три часа проснулся, и, озираясь, спросил у сидящей рядом Наталии Николаевны:
— Где мы? И куда это мы едем?
— Мы едем в гости к Алёне Александровне, а где… Чудово мы проехали с полчаса назад, через полчаса будет Малая Вишера. А часам к восьми остановимся на ночь в Бологом.
— А дальше?
— В восемь утра отправляемся дальше, в два пополудни будем в Москве,
— Зачем?
— Надеюсь, ты там хоть денег заработаешь, хотя бы карточные долги раздашь.
— Интересно как я там заработаю?
— Головой своей и пером. Дядька твой, Василий Львович, Одоевскому театру написал пару пьес, и за каждую по тысяче получил серебром. А генерал Давыдов за один водевиль две с половиной тысячи серебром от неё получил, и за каждое представление еще по двадцать рублей…
— Что такое двадцать рублей?
— Он в месяц с представлений по полтысячи получает!
— Они что, каждый день спектакль дают?
— Нет, по субботам и воскресеньям только, но и в Москве, и в Туле, и, бывает, в Липецке или Луганске. Это я про «Сватовство гусара» говорю только. В Одоевском-то театре три полных труппы, и говорят, что Алёна Александровна еще две готовит… Если ты ей напишешь пьес пяток, то с долгами своими точно расплатишься.
— Посмотрим… Так мы только за этим в провинцию столь быстро отправились?
— Нет. Алёна Александровна сказала, что тебя в столице этой зимой точно убьют, а мы пару месяцев по ее поместью покатаемся, а тем временем ее муж эту напасть как-то уберет. Но ты уж постарайся! Главное, чтобы это Алёне Александровне понравилось…
— Два месяца сидеть в захудалом поместье? Увольте!
— Её поместье нынче — это почти вся Тульская губерния, половина Рязанской и четверть Тамбовской. И еще в пяти губерниях неизвестно сколько, но очень много. Только в поместье у нее железных дорог больше двух тысяч верст! За два месяца мы и половины ее поместья объездить не успеем.
— Вы там на собраниях своих что пьете-то? Столько, сколько ты говоришь, и быть не может!
— Может. Дорогу из Петербурга в Москву…
— Да слышал я про нее… всякое.
— Так вот, эту дорогу ее муж из своих средств строит. А чтобы тебя, дурака, из Петербурга увезти под благовидным предлогом, она только княгине Волконской больше четверти миллиона серебром за дом отдала! Ладно, тут Алёна Александровна тебе еще зелья передала, выпей. А через полчаса, в Малой Вишере, обед будет. Ты уж постарайся к ней со всем вежеством обращаться, она на самом деле может любого в клетку посадить. И это не шутка, когда мы по каретам рассаживались, с того берега Александр Христофорович за нами очень внимательно глядел, а кто еще в его карете был, один Бог знает…
Кульминация — окончание
В котором мир меняется окончательно и бесповоротно.
Сорок шестой год мне надолго запомнится. Потому что именно в сорок шестом году Светлана Никитична внезапно сделала меня дедом. Ну, не то чтобы совсем внезапно, она уже год с лишним как превратилась из Павловой в Сорокину (Ванька не смог устоять против чар этой юной хулиганки), но все равно появление маленького Никиты Ивановича меня довольно надолго выбило из колеи. Не то, чтобы появление в семье младенца стало для меня чем-то необычным, Алёна Александровна уже восемь раз радовала меня новыми детишками — но то, что очередной младенец в семье будет старше на пару месяцев своей родной тетки или родного дядьки, меня все же несколько смутило. Но больше всего меня выбило из колеи то, что обалдевший от счастья Ванька практически забросил работу по изготовлению нового двигателя для локомотива.