Престидижитатор Сталина
Шрифт:
Хорошие тут суеверия, правда по мне — так в эту ветлу или молния удачно так ударила, или пожар лесной ее вычурно так пожег, а скорее всего все же местные мальчишки столь незатейливо развлеклись в плане деревянного зодчества, однако и от суеверий польза есть: сумку свою я почти сразу нашел. А затем почти четыре часа тащил ее домой. То есть в сгоревшую Павловку — другого-то дома у меня здесь не было. Хотя все же первым делом стало то, что сначала я там же, у забавного дерева, и побрился — бритва у меня была на аккумуляторах, которые разрядиться не успели. Да и теперь долго не успеют: ее можно было и от фонарика с динамкой заряжать. А фонарик… мне Витька этот девайс подарил, он его из Китая привез. Причем не в магазине купил, а там с какой-то выставки хайтековской уволок, по его словам китайцы такие фонарики для своей армии делали, причем строго для спецназа. Так что от фонарика можно было и бритву заряжать, и телефон, и ноутбук, и вообще что угодно: у него переключатель был, так что он почти любое выходное
В сумке у меня было вообще очень много всякого очень полезного. Небольшой набор резцов, фрез и сверел для тульского умельца (на турбинном дерьма не держали), опять же кулек с семечками. Еще там был «набор для выживания в зомби-апокалипсисе» — его мне подарил на прошедший день рождения Витькин отец, Василий Юрьевич. Покупной набор, именно так и именующийся, с кучей полезных инструментов. Очень мне в нынешней ситуации нужных, взять хотя бы восьмикратный бинокль… Хотя и микротопорик, и складная минилопатка с микрокиркой все же лишними точно не будут. Жалко лишь, что банка с тушенкой из медвежатины было только одна…
Еще в рюкзачке был пакет с картошкой: его мне Витькина мать сунула «чтобы сыночек всякую химию не жрал». Небольшой пакет, Витьке на пару дней бы хватило — но я-то картошку вовсе не жрать собрался. Как и пару морковок, которые она же в пакетик с картохой пихнула. Да и семки лузгать вроде как не время еще, тем более что давешний дедок говорил, что семки не жареные, к тому же выращенные «самим Пустовойтом». Кто был этот выращиватель посолнухов, я и понятия не имел, но очевидно же, что семки эти не грызть, а сеять надо!
Вот только где их сеять, было совершенно непонятно: полей в поместье не осталось, а те, что были тут раньше, заросли мелкими деревцами чуть больше чем полностью. И я впервые понял, что сам термин «чуть больше чем полностью» абсолютно корректный, ведь деревьями покрылись не только поля, но и тропинки между ними. Хотя в любом случае у меня (и у мужиков) даже сохи какой-нибудь не было…
Зато на следующий день появились меха. И название этого немудреного инструмента стало понятно: меха мужики обтянули кое-как выделанными заячьими шкурами, причем «мехом наружу». Подозреваю, что очень скоро эти меха начнут, мягко говоря, пованивать: шкуры были обильно пропитаны топленым заячьим же жиром. Но в любом случае «скоро» не значит «завтра», так что есть еще время поразвлечься с железом и обеспечить себя оружием для борьбы с коварной природой. А арсенал я уже для себя мысленно обрисовал, так что осталось лишь… начать и закончить. Причем второй пункт, судя по всему, маячил где-то на горизонте. Который, как всем известно, как к нему не стремить, так на горизонте и остается…
Завязка
В которой Герой, осознав глубину ситуации, приступает
Хорошо что французы ружья делали из приличной стали. По крайней мере лопаты из них получились неплохие — хотя мужики, увидев, что я делаю стальную лопату, были удивлены более чем сильно. За два дня у меня получилось отковать две таких лопаты, которыми две наиболее крепкие на вид бабы вскопали участок примерно с сотку «под картошку». Потом я отковал уже три топора, которыми уже три бабы начали расчищать кусок будущего поля. Мужики к земляным работам не привлекались: в свободное от ловли зайцев время они качали меха в кузнице или таскали из лесу дрова — которые уже девки пережигали на уголь. Бабы на переноску дров не годились, им под силу было лишь хворост таскать, а мужики здоровенные бревна ворочали: уголь-то из хвороста не получается приличный. Мне угля нужно было очень много, и меха нужно было качать с рассвета и до заката — потому что я три дня занимался изготовлением небольшого, но вполне себе «оборотного» плуга. Небольшого, потому что отданная мне Александром Григорьевичем лошадка и такой с трудом бы по полю тащила. Да и тот, что у меня получился, она тоже волочила по полю без особого энтузиазма, но совместными усилиями (лошадки с тремя бабами) плуг по полю шел и землю переворачивал. И плуг таскали все же бабы, а мужики — строго по очереди — за плугом «ходили»: оказалось, что эта работенка куда как тяжелее, чем таскание девайса по земле. Где-то за неделю вышло вспахать примерно гектар, и тут уже лично я и обе специально обученные девки под непрерывным моим присмотром (чтобы в рот не тянули что не положено) аккуратно посадили в землю семечки.
Поле вышло засеять далеко не полностью, но Матрена сбегала в Свиньино — и вернулась с довольно большой котомкой, набитой пшеницей. На мой вопрос она сначала смущенно промолчала, но когда я вопрос повторил, все же соизволила ответить:
— Да я знаю как в амбар через стреху залезть, а барин всяко не хватится: я же из каждого ларя по горсточке невеликой только взяла…
Ладно, не буду расстраивать соседа,
А вот проблема пропитания не в светлом будущем, а в суровом настоящем меня волновать перестала. Одна из баб, Наталья, никакими делами по устройству светлого будущего не занималась, а тупо готовила жрачку на всю компанию, причем довольно сытную, а иногда и вкусную — относительно вкусную. После появления в хозяйстве «складной лопатки» она половину времени проводила где-то в лесах и полях, копая разные, но вполне съедобные корешки, а вторую половину времени делала из них какую-то еду — которой, как ни удивительно это было, на всех хватало. Не то чтобы «от пуза», но чувство голода посещало меня теперь довольно редко. Честно говоря, меня удивила способность нынешних крестьян к самоорганизации: мужики и бабы безо всякого с моей стороны давления как-то поделили обозначенные мною работы и каждый делал именно то, что мог делать лучше или быстрее прочих. Вот эта Наталья умела лучше всех находить в лесу корешки — и находила. Мне чуть позже Матрёна сказала, что насчет корешков Наталья в деревне считалась одной из лучших и уж точно была лучшей из переехавших в Павловку. Правда я-то думал, что бабе лет сильно за тридцать, а оказалось — всего двадцать два. И она уже успела трех детей родить, но ни один не выжил, и раздосадованный Свиньин ее мужа отправил в рекруты. Вероятно надеясь, что без мужа она более здоровых детей родит что ли?
Хотя эта мысль и показалась мне бредовой, но другая девка, Алёна, сказала как-то мимоходом, что это — вовсе не бред. Правда обычно у таких баб мужей в рекруты отдавали когда баба уже на сносях была — а хозяева искренне считали, что если бабе не придется мужа кормить, то она сама лучше питаться будет и дитё у нее выживет… Наверное, был в этом какой-то смысл, но был он какой-то… в общем, непонятный человеку из грядущего совершенно.
Однако самоорганизация — самоорганизацией, но поначалу мою идею с поиском в лесу звериных каках народ оценил крайне низко. Впрочем, когда на помидорах появились первые завязи, мужики и бабы ворчать по поводу моих экспериментов с экскрементами перестали, причем не из-за помидоров, которых они раньше вообще не видели: именно тогда на горохе выросли первые стручки. Пару горстей гороха мне тоже Витькина мать подсунула в сумку супчику сварить — а гороховый суп мы с ним очень любили. Причем больше всего любили именно из только что собранного гороха — но оказалось, что и такой, если его все же достаточно зрелым собирать, очень неплохо прорастает. Насколько я понял, в нынешние времена горох был и ростом, и размером, и урожайностью заметно мельче сортового гороха двадцать первого века, так что то, что выросло на обильно поливаемой навозной жижей грядке, хроноаборигенов повергло в восторг и объемы доставляемого ими лесного дерьма выросли буквально в разы. Ну мне-то что, ту же пшеничку унавозить тоже не вредно…
Когда виды на будущие урожаи окончательно сформировались, я занялся исследованием останков погоревшей деревни. Надежды найти там что-то не сгоревшее совершенно не оправдались — похоже, у крестьян просто не водилось в хозяйстве гвоздей или чего-то другого, что нельзя было погорельцам собрать и утащить с собой. Но меня вдохновил тот факт, что бывший помещичий дом, стоящий слегка на отшибе, но от пожара все же не спасшийся, был выстроен на каменном фундаменте. Подвалы, конечно, были засыпаны обгоревшими палками и прочим мусором, но сам фундамент особо не пострадал, что навевало радужные мечты.
А еще мечты навевало то, что мужики с моего разрешения слегка проредили окрестные леса и успели выстроить две избушки. Совсем уж хреновых, даже если сравнивать с тем убожеством, которое стояло в Свиньино — но мужики объяснили, что просто хорошие бревна летом из лесу не притащить, так что они их уже нарубили, но притащат по снегу в санях, а нормальные избы следующим летом уже поставят. А в этих лишь одну зиму перезимуют, что проблем не создаст: кроме бревен лесорубы нарубили еще и кучу других палок (тех же веток со срубленных деревьев), которыми можно всю зиму хоть пять таких изб топить.