Преступившие
Шрифт:
Улыбка парня оказалась неожиданно приятной, и дхар несколько подобрел, однако счел необходимым продолжить в том же духе:
– Мик – так собак кличут, – заявил он, вспомнив рассказ барона о пуделе, хотя ни одной собаки с такой кличкой встречать не приходилось. – Михаил, что ли?
– Михаил… О-о-ой… Чем это я вчера? Вот облом…
– Ничего, – смилостивился дхар. – Сейчас чайку, елы, сообразим. Оклемаешься. А находишься ты, Михаил, в Столице нашей Родины, аккурат в центре. Дом на Набережной знаешь?
– Да ну? –
– Афанасич, – напомнил дхар. – Да ладно, зови, как хочешь. Лет сколько?
– Девятнадцать, – Плотников уже весьма бодро рыскал по столу в поисках новой папиросы.
– А не в армии! Вот, держи пачку, да не урони, елы!
– У меня отсрочка, – начал Мик, извлекая папиросу и возясь со спичками. – Я в Бауманке тусуюсь… Ну, в Техническом университете… Фрол, а это ваша квартира?
– Это квартира Николая Андреевича Лунина. Он сейчас отдыхает. И тебе бы еще часок-другой не помешал бы…
– Сушняк крутой, – уныло пояснил Мик. – Вчера мы с дядей Майклом… О Господи, а он-то где?
– Михаил Модестович спит, – удовлетворил его любопытство дхар. – Еле тебя дотащил вчера! Вот, елы, молодежь, позорит перед Западом! Не можешь пить – не пей!
– Им там хорошо! – вздохнул Плотников. – Хочешь – виски с черной этикеткой, хочешь – «Курвуазье»… А вы дядю Майкла давно знаете, Фрол?
Похоже, Плотников окончательно произвел своего «кузена» в «дядю».
– Достаточно… Ладно, Михаил, грустно, елы, на тебя смотреть! Ну, чего с тобой делать?.. Так… Черная этикетка, говоришь?
Хмыкнув, Фрол нырнул в холодильник, достав оттуда весь еще невыпитый запас спиртного. Затем, порывшись в кухонном шкафу, достал приправы, поставил на огонь кастрюлю и начал колдовать, смешивая в различных пропорциях содержимое бутылок. Следом туда же были добавлены ложка глицерина, несколько капель нашатыря и корень валерианы.
– Это… для компресса? – напрягся Мик, наблюдая за священнодействием.
– Не-а, не для него, – удовлетворенно пояснил дхар, доливая воды и ставя кастрюлю на огонь. – Это, елы, вроде «Курвуазье», только наш. «Собачьи слезы» называется. Будешь как стеклышко…
«Слезы» еще только начинали закипать, когда на кухне появился хмурый Корф, успевший, впрочем, умыться и даже надеть рубашку с галстуком. Напиток разлили в чашки, и по кухне разлился аромат извергающегося Везувия. Лунин, вставший чуть позже остальных, застал лишь финал церемонии.
– Ладно, – с довольным видом заключил Фрол, – кажись, взяло. Так чего, Николай Андреевич, по чайку?
За чаем барон уже вполне официально представил своего новоприобретенного кузена. Михаил Николаевич Плотников, он же Мик, учится на третьем курсе Бауманки, там же, где в свое время и Прыжов, увлекается компьютерным программированием, активный функционер Общества Белой Силы. Касательно последнего Мик давал довольно сбивчивые пояснения, поминая то Рериха, то Елену Блаватскую, то великого белого мага Папюса.
– Во, чушь собачья! – не сдержался Фрол, когда дело дошло до Папюса.
– Отчего же? – возразил Лунин. – Некоторые, я слыхал, даже в яртов верят. Мик, вы, часом, в яртов не верите?
– Ярты? – молодой человек пренебрежительно махнул рукой. – Которые ярытники, они же еретики? Пейзанский фольк – без комментариев…
– А некоторые верят, – не унимался Келюс, искоса поглядывая на враз посуровевшего Фрола.
– Господа, не забивайте моему кузену голову! – смущенно вмешался барон. – В его возрасте, право же, Николай…
– Да нет, дядя Майкл, – возразил слегка задетый юноша. – Это действительно прикол, особенно в кино. Говорят, сейчас у вас там мода на славянскую демонологию…
Разговор затих. Позавтракав, барон заявил, что они с «кузеном» намерены погулять: Мик рвался показать заморскому гостю Столицу. Келюс, подумав, решил не спорить, но, отведя Корфа в сторонку, показал ему газету с заметкой о Прыжове. Полковник прочел ее молча, дернул щекой и медленно перекрестился. Обсудить случившееся решили вечером. Тем временем юный Плотников, оставшись наедине с дхаром, быстро оглянулся:
– Фрол Афанасьевич, – зашептал он, убедившись, что остальные их не слышат. – Можно вас на минутку?
– Ну? – дхар все еще переживал экзотическое выражение «пейзанский фольк».
– Они не верят! Я не хотел при них. Но вы-то верите, Фрол?
– Во что? – не понял тот.
– В Белую Силу, – еле слышно проговорил Плотников.
– Я? – отшатнулся дхар. – Да с чего ты взял? И вообще, все это, елы, гипноз…
– Вы так думаете? Фрол Афанасьевич, я же понял, кто вы! Я видел вашу ауру.
– Как? – не сразу уловил Фрол. – Ну, так… а ярты тут при чем? Эта аура, говорят, просто, елы, электричество.
– У нас в «совке» все «просто электричество»! Фрол, вы со мной можете говорить откровенно: у меня вторая степень посвящения. Вы же Гуру, я это понял! Или даже Великий Гуру!
– Слышь, Михаил, – безысходно вздохнул дхар. – Сгинь по-доброму, а?
– Но вы же не человек?! – резко бросил Плотников, поспешив на всякий случай отскочить в сторону. И не зря.
– Ну, знаешь, елы! – взвился Фрол. – Если бы не барон, я б тебя… Пудель!..
– Извините, – подчеркнуто сухо бросил Плотников, отвернувшись. – Только за глазами своими следите, когда нервничаете. Очень заметно…
Дхар поглядел в зеркало. Глаза были, как глаза, но он вдруг понял, что юнец прав.
– А что? – помолчав, с неохотой произнес «Гуру». – Действительно сильно заметно?
– Зрачки, – все еще обиженным тоном пояснил Мик. – Да и роговица… Вы что, сами не знаете? Вы же Гуру!
– Да не Гуру я! – отчаялся сбитый с толку Фрол. – Я просто дхар!
– Кто-кто?