Преступление, достойное меня
Шрифт:
— Вон оно что? Так объясни мне, что такого особо завлекательного в этом твоем, как его, Макгромише? У него что, девчонок много, что ли?
— Нет. Он не из таких. Он мужественный, — сказал я. И совершил ошибку.
Джордж толком не понял, что такое мужественный.
— Ага? — широко ухмыльнулся он, — Про таких парней я тоже не прочь почитать, — и, подняв журнал высоко над головой, начал выискивать предполагаемые непристойности.
На часах уже было шесть восемнадцать. Я метнулся к полке за другим экземпляром «Невыдуманных рассказов». В конце концов один номер мне полагался. Я заплатил, это воровство.
Как и следовало ожидать, на полке этого номера больше не оказалось. В Бейнсвилле все любят Макгронски. Джордж держал в руках, может быть, последний оставшийся в городе экземпляр «Невыдуманных детективных рассказов». А то и в мире!
Стрелка подползла к шести двадцати, и я снова сделал попытку вырвать журнал.
— Да ладно уж, ладно, — проворчал Джордж. — Тут сек и не пахнет. Вам завернуть, сэр?
— Не стоит утруждаться. Мне лучше читается, если журнал не завернут.
— О чем речь! Всегда рад услужить, — ехидно пропел он. — В конце концов ты первый раз покупаешь у меня журнал. Как же не отметить такое событие! Пойду взгляну, не найдется у меня подарочной обертки.
Посетителей больше не было, и Джордж от нечего делать принялся обслуживать меня на высшем, уровне. Он протопал в заднюю комнатку, а стрелки двигались уже к шести двадцати двум, двадцати трем, двадцати четырем. Ну словно летят!
В шесть двадцать пять он наконец вышел, сияя, и протянул мне подарок: журнал, обернутый в розовато-золотистую бумагу, разрисованную свечами, и хитро перевязанный голубой лентой.
— Чтоб не в последний раз! — прокричал он вслед, когда я выбегал на улицу, срывая на ходу обертку.
Через квартал я уже читал прямо на бегу.
« — Так, так, — произнес Харбенсон, погружаясь в размышления. Он потер чашечкой трубки нос. — Дайте-ка мне подумать
— Спешить некуда, — отозвался Макгронски».
Часы на бейнсвилльском банке показали шесть двадцать шесть.
« — И никакого специального инструмента? — поинтересовался Харбенсон».
«Сто раз тебе, что ли, говорить», — сердито подумал я
« — Нет, — ответил Макгронски. — Никакого. Все самое обычное. Что носит каждый. Бумажник, расческа да носовой платок»
Тик-так, тик-так, тик-так.
« — А может, бумажник-то какой особенный? — допытывался Харбенсон.
Макгронски подавил улыбку.
— Нет. Боюсь, вы на ложном пути, шеф. Мы с Жэннодом выбрались, пользуясь только здравым смыслом…»
«Да еще отвагой и сообразительностью», — добавил я, запихивая журнал в карман, потому что уже дошел до конторы. Но тут ли еще мистер Камберби? Я позвонил. Никакой ответа.
Я забарабанил в дверь кулаками. Ответа нет.
— Мистер Камберби! Мистер Камберби! — завопил я.
Ничего.
На банковских часах уже шесть двадцать девять. Он должен быть здесь, убеждал я себя. Если человек в пять тридцать говорит, что собирается поработать еще часок, то в шесть двадцать девять он должен работать. Я колотил еще с минуту и только тут вспомнил, что мистер Камберби совсем глухой. Разумеется, он в конторе. Не слышит просто. И я побежал к дырке почтового ящика. Свет над письменным столом мистера Камберби горел, но его самого я видеть не мог. Мешал выступ стены.
— Мистер Камберби! —
— Арнольд? — с любопытством переспросил он.
— Да сэр! — провопил я.
— Арнольд? Интересно! А я думал, ты давно ушел.
— Я и ушел! Я на улице! У почтового ящика!
— Вон что? — произнес он озадаченно. — А что ты там делаешь? Или еще письма пришли?
— Да нет вроде! — закричал я. — Мне войти надо на минутку. Я одну вещь позабыл.
Я мог себе представить, как он добродушно покачивает головой. К счастью, мои хитроумные планы включали и изображение из себя деревенского дурачка. Такая репутация всегда может пригодиться. Последние два месяца я старательно путал бумаги, неверно подсчитывал размеры процентов и даже изредка нарочно падал. Да так удачно, что сшибал все, что можно было поблизости сшибить. По временам, готовясь к подобному случаю, я забывал в конторе разные мелочи. Мои представления проходили так успешно, что уже дважды ставили меня на грань безработицы. Но наконец-то они себя оправдали.
— Хорошо, Арнольд, — сказал мистер Камберби. — Сейчас открою.
Я не отрывал глаз от дырки, пока не увидел, как он шаркает вдоль выступа, и тогда уж побежал встретить его у двери.
Мистер Камберби чуть-чуть приоткрыл ее и с улыбкой выглянул.
— Ну, что ты забыл на этот раз? Сегодня не башмак, надеюсь?
— Нет, сэр. Теперь авторучку.
Ложь мои губы произнесли автоматически.
— А тебе она срочно понадобилась?
— Да, сэр. Мама хочет, чтобы я написал для нее какие-то письма. Очень, говорит, важные.
— А почему бы ей самой не написать? — спросил он.
— Да ручки-то у нее нет, — объяснил я, не уверенный, куда он клонит.
Мистер Камберби и сам не знал, на что решиться. И опять моя слава деревенского дурачка спасла положение.
— Ну уж иди, — вздохнув, разрешил он и отступил, пропуская меня.
Я рысцой припустился к своему столику и принялся шарить в ящиках, а мистер Камберби стоял у двери, не спуская с меня. Не совсем та позиция, какую я для него планировал.
— И куда это она запропастилась? — бормотал я. — Но лучше уж поискать, не то мама меня убьет. — Я убедительно инсценировал обыск следующего ящика. — Она ведь мне эту ручку к выпуску подарила, — бухнул я совсем уж ни к селу ни к городу.
В тусклом свете мне почудилась во взгляде мистера Камберби жалость, смешанная с гадливостью. Мистер Камберби шаркающей походкой двинулся к своему столу.
— Смотри только, будешь уходить, на забудь захлопнуть дверь, — устало сказал он.
Я пообещал, что не забуду, и шарил в ящиках еще с минуту. Потом закричал:
— Мистер Камберби, нашел! Завалилась под резинки! — И еще громче: — Так я пошел! Спокойной ночи!
Он ответил «спокойной ночи», я перепрыгнул через загородку, открыл дверь, изо всех сил хлопнул ею и быстренько с побежал обратно. Скорчившись, я устроился под своим столом. Тут было как в маленькой пещере, но света для чтения хватало. Харбенсон тоже блуждал в потемках за тысячу миль до разгадки.