Преступление победителя
Шрифт:
— Он мне не нужен.
Рука, державшая кинжал, дрогнула.
Арин сказал:
— Вы знаете, что мне нужно.
Королева покачала головой.
— Никакого союза.
Арин вспомнил удушающий ужас, который испытал, пока лежал в ловушке лап тигрицы. Как тот ужас сжал его внутренности. Не давал вздохнуть. Но дело было не в самом ужасе, а в том, что чувство было Арину знакомо. Точно так же он чувствовал себя месяцами, годами, придавленный империей.
Арин представил, будто кинжал в руке королевы уменьшился до размеров иглы. Не обращать на него внимания. Легко
Он вспомнил, как Рошар разбросал крохотное оружие Риши по кукольному замку.
Он представил себе восточный арбалет, меньший, чем валорианский.
Тигренка, оскалившего свои маленькие зубы.
Свою страну, беспомощную перед армией империи с ее инженерами, черными флагами, черными рядами пушек и кажущимися бесконечными запасами черного пороха.
И внезапно у Арина появилась идея.
Идея приняла форму. Она была небольшой. Компактной, твердой, подвижной. Она росла у него в сознании, пока он не моргнул, возвращаясь к тому, что было перед ним в покоях Рошара. Не воспоминание, не ужас и не идея. Всего лишь кинжал на ладони королевы.
Сколько вреда мог принести один кинжал?
— Уберите от меня это, — сказал Арин королеве. — Мне нужна кузница, и я хочу остаться там один.
Глава 37
Отец Кестрел осматривал щенка, подняв его за загривок и держа перед собой. Генерал взвесил в руке на удивление большие лапы. Ухватил щенка за морду и оттянул розово-черные губы, чтобы было видно зубы.
— Это хорошая собака, — заключил он. — Тебе нужно будет выдрессировать ее.
Нет, решила Кестрел, она не будет дрессировать свою собаку.
* * *
Кестрел несла с собой подарок. Он лежал в небольшой шкатулке, которую она положила в карман юбки. Пока она шла через сводчатую галерею в Весенний сад, шкатулка с каждым шагом билась о ногу. Ветер снаружи был теплым и ласкающим, и щенок, семенящий рядом с Кестрел, принялся обнюхивать воздух. Уловив какой-то запах, собака понеслась к деревьям и скрылась в них. Кестрел не стала пытаться удержать ее.
Все знали, что дворцовый лекарь сам выращивает свои целебные травы. Кестрел нашла мужчину на его садовом участке у кустарника с едким запахом.
Увидев ее, лекарь выпрямился и с обеспокоенным видом осведомился, в порядке ли ее отец.
— Он здоров, — ответила Кестрел. — Но я здесь все равно из-за него. — Она протянула лекарю шкатулку. — Спасибо вам. Вы спасли ему жизнь.
Было очевидно, что мужчине приятно: его щеки, изрезанные морщинами, покрылись легким румянцем, и он аккуратно взял шкатулку в руки. Они были не совсем чистыми после работы с землей, и лекарь неловко и торопливо попытался вытереть их о носовой платок, которого у него не оказалось. Кестрел дала ему свой.
Мужчина сконфуженно улыбнулся.
— Я не привык появляться в обществе и не всегда готов к этому. — Он открыл шкатулку и задержал дыхание. Там лежала золотая брошь в виде цветущего дерева — символа ордена лекарей. Дерево было усыпано фруктами из драгоценных камней. — Это слишком дорогой подарок.
— В благодарность за жизнь моего отца? Ничуть.
Глаза лекаря подернулись слезами. Кестрел ощутила укол вины, как если бы играла в «Клык и Жало» с человеком, не созданным для этой игры.
И все же между лекарем и водным инженером могла быть какая-то связь. Кестрел обещала Тенсену узнать, какую услугу инженер оказала императору. Перед ее мысленным взором снова предстал длинный стол, уставленный пустыми тарелками. Восточные равнины. Рабы, которые убирали императорский дворец. Шрам на лице Арина.
— Вы покажете мне свой сад? — спросила Кестрел.
Они пошли вперед вдоль зеленых рядов.
— Я беспокоюсь за свою подругу. — Кестрел описала пузырек с темной жидкостью, который видела у Джесс. — С ней все в порядке?
— Полагаю, я знаю, о ком идет речь. О девушке, которая жила в нашей колонии в Геране? Вам не нужно беспокоиться. Я сам дал ей это лекарство. Оно успокаивает нервы.
Кестрел испытала облегчение.
— Значит, оно неопасно.
— Если принимать его в правильной дозировке, — ответил лекарь и быстро добавил: — Но у вашей подруги никогда не будет доступа к такому количеству, которое могло бы причинить ей вред. Его запрещено продавать даже в городских аптеках. Я сам слежу за его производством во дворце и раздаю в очень малых количествах.
— Оно вызывает привыкание?
— Нет. Физически от него нельзя стать зависимым. Но можно духовно. Ваша подруга может привыкнуть принимать его перед сном. Если использовать его слишком долго, это может быть опасно.
— Насколько опасно?
Кестрел прочитала ответ на свой вопрос по выражению лица лекаря.
— Но для этого нужно принимать его много месяцев.
Кестрел повысила голос:
— Почему вы дали моей подруге лекарство, которое может убить ее?
— Миледи, — с уважением, но твердо произнес лекарь, — любое лекарство может быть опасно. Мы используем их потому, что пользы оказывается больше, чем возможного вреда. Ваша подруга нуждается в спокойствии и крепком сне. Это не навсегда. Лишь для того, чтобы она почувствовал, что спокойствие возможно. Она слаба. Я беспокоюсь, что если она не получит достаточно отдыха, то может стать жертвой серьезного заболевания. — Увидев неуверенность Кестрел, он продолжил: — Когда вы видели свою подругу в последний раз, она не дрожала? Ее руки?
— Нет.
— Тогда причин для беспокойства нет. Дрожащие руки — признак передозировки. Хотя в случае вашей подруги это и невозможно. Я дал ей совсем немного лекарства.
Издалека донесся лай щенка.
— Не давайте ей больше. — Кестрел сплела пальцы в замок и сжала их. — Пожалуйста, не давайте.
— Я и не собирался. — Лекарь казался слегка оскорбленным. — Вам не нужно просить об этом. Я бы никогда не стал подвергать опасности жизнь валорианца.
Кестрел попыталась избавиться от беспокойства. Она долгие годы училась притворяться, что для нее ничего не имело значения. Кестрел стала расспрашивать лекаря о его саде. Они обсуждали травы, почвы и погоду.