Преступления страсти. Алчность
Шрифт:
Матильда вовсе не была монахиней. То есть плотские страсти не раздирали ее, вот уж нет, но страсть к деньгам… к богатству… Вскоре она уже была влюблена в Демидова по уши. Он ей казался поистине золотымчеловеком!
«Я невероятно счастлива, — писала Матильда одной из подруг. — Мне даже трудно выразить, с какой уверенностью я смотрю в будущее!»
Ну да, она ведь тоже понимала, что прикасается к богатству, которое растратить просто невозможно!
И вот начались приготовления к свадьбе. Анатолий заказал для Матильды в Париже самые дорогие туалеты и белье, выкупил у Жерома знаменитые жемчуга ее покойной матери, Екатерины Вюртембергской, и подарил их невесте (отец как-то умудрился позабыть, что драгоценности должны были перейти к дочери по наследству сами собой, и заломил за них несусветные деньги, которые Демидов ему и отдал).
И вот 1 ноября 1840 года состоялось венчание — сначала в греческой православной церкви, а потом и во Флорентийском соборе. Дамы онемели, узрев английские кружева, в которых появилась невеста… Ходили невероятные слухи о тех туалетах, в которых она будет предъявлена Европе во время свадебного путешествия.
Однако молодожены доехали только до Рима. Когда Анатолий добивался аудиенции у папы римского (что было непременной прихотью его тщеславия), он получил письмо от русского посланника Потемкина, который выражал возмущение: почему-де Матильда не испросила позволения венчаться по православному обряду? Демидов должен явиться к посланнику с объяснениями. Да, порядок, регламентирующий браки между русскими подданными и иностранцами, предписывал такую процедуру, однако Демидов не счел нужным ей последовать.
Вообще письмо его ужасно возмутило.
— Я должен явиться по этому высокомерному вызову, словно какой-то крепостной! — кричал Анатолий, комкая письмо. — Да моя жена — кузина императора! Потемкин не соображает, с кем имеет дело!
Он отписал такой ответ посланнику, что разгневанный Потемкин потерял голову… и явился к нему лично. Демидов во время разговора замахнулся на него палкой — дело двинулось к дуэли, и остановить ее удалось лишь с трудом. Дошло до того, что полиция Ватикана потребовала, чтобы Демидов немедленно покинул Рим. Тут Матильда впервые поняла, что за все в мире надо платить, и ее путь к несметным демидовским сокровищам вовсе не обязательно будет идти по золоченой дороге, усыпанной бриллиантами. Позору придется натерпеться немало!
Немилость Рима много значила во Флоренции. Город отвернулся от князя и княгини Сан-Донато. Вдобавок из России пришел императорский приказ: Демидову немедля явиться ко двору. Дело в том, что выходка его весьма осложнила отношения России и Ватикана, и без того бывшие в то время непростыми. Анатолий призадумался — существовала угроза, что прямо на границе к нему приставят стражу, закуют в кандалы и отправят в Сибирь, конфисковав все, что он имел…
Матильда, услыхав о его опасениях, лишилась чувств. Для нее главным было одно: мужа могут лишить состояния! Оно отойдет в царскую казну, а жена Демидова будет обречена на нищету!
С нею вместе ужасался и горевал ошеломленный Жером.
Впрочем, он был известен своим оптимизмом, а может быть, и легкомыслием, и посоветовал дочери ехать с мужем в Россию.
— Но меня тоже отправят в Сибирь! — зарыдала Матильда.
— Может, еще и не отправят, — пожал плечами Жером. — Может быть, все это лишь домыслы. А вот то, что ваши слезы могут растопить любое мужское сердце, — истинная правда. Падете на колени перед русским царем, поплачете хорошенько — глядишь, все и обойдется.
И, поцеловав Матильду в лоб, он дал ей свое отеческое благословение на дальний и опасный путь.
Оптимизм и благословение Жерома, впрочем, мало утешали Матильду в дороге. Погода стояла прескверная, рано начались холода, морозы кругом — даже во Франции и в Германии — царили воистину русские. В Оломоуце Демидовым пришлось задержаться, чтобы переоборудовать кареты: на дворе было минус пятнадцать… «Все вокруг темное, серое, стылое…» — писала в отчаянии Матильда в своем дневнике. Демидов не мог развеять ее печали: он сам пребывал в величайшей меланхолии, воображая себя закованным в кандалы и бредущим в Сибирь. Да и мысль о конфискации всего его имущества тоже не повышала настроения. Впервые он задумался о том, что деньги, о которых он никогда не заботился, могут исчезнуть. А он к ним так легкомысленно относился! Между тем деньги — основа его славы и благосостояния. И Анатолий дал себе слово впредь, если только выберется из передряги, не быть столь расточительным.
Матильда тоже думала о его богатстве, только в другом смысле. Она спрашивала себя: а в самом ли деле настолько велико оно, чтобы окупить все ее страдания? Дорога ведь выдалась поистине мучительная. Последним городом, в котором можно было усмотреть признаки цивилизации (на взгляд изнеженной принцессы), была Варшава. А дальше… Этот непрестанный холод, а главное — ни намека на приличный постоялый двор, где можно было бы согреться и толком отдохнуть! Спать приходилось в карете. Когда добрались до русской границы, таможенники беззастенчиво перерыли весь багаж. Матильда, чтобы не стоять на холоде, укрылась в какой-то лачуге, где топили по-черному: дым шел прямо в избу. Она едва не угорела там! Потом два дня пришлось пролежать в постели в самой богатой избе. Ни простыней, ни наволочек не было в той постели… Бедная принцесса думала, что вот-вот сойдет с ума, если прежде не умрет, конечно.
Тем временем морозы усиливались. Было уже двадцать градусов. Остановиться на ночь негде, согреться нечем. Каждое утро Матильда разглядывала свое лицо в крошечном зеркале, с ужасом выискивая признаки обморожения. Но ее носик спасали меха, в которые она куталась, благодаря им удалось и руки-ноги не отморозить. А вот у одного из демидовских ямщиков тулупчик худоват оказался, и однажды ночью бедолагу обнаружили окоченевшим…
Только мысли о грядущей роскоши, которую, быть может, она обретет в Санкт-Петербурге, давали Матильде силы выжить. Представлять свой новый дом на Английской набережной, заниматься его обстановкой, выписывая самые дорогие ткани для обоев, заказывая роскошную мебель, покупая наилучший фарфор и хрусталь, выбирая на стенах места для великолепных картин, а главное — отыскивая в ювелирных лавках самые роскошные украшения для себя, придумывая модели новых, заказных колье и серег, мысленно рисуя фасоны платьев, в которых она будет блистать, являлось для нее спасением в стужу. Горячечные мечты согревали Матильду днем и утешали ночью, потому что мужу было как бы не до нее. Да ведь, согласитесь, и впрямь затруднительно заниматься любовью в двадцатиградусный мороз, облаченными в толстенное белье, теплую одежду и закутанными в меха от кончика носа до пальцев ног…
И вот наконец кошмар окончился. Когда Матильда переступила порог демидовского особняка на Английской набережной, ей показалось, будто она попала в рай. Ничего подобного принцесса раньше не видела и даже вообразить себе не могла! Все тяготы пути были мигом позабыты, Матильда не уставала благодарить небеса за то, что когда-то они свели ее с Анатолием.
И тут к ней вернулись воспоминания об угрозе, нависшей над мужем. Матильда едва не лишилась рассудка. Теперь все состояние, которое скопили поколения Демидовых на труде крепостных, казалось ей заработанным ею самой. Матильда выстрадала его во время ужасного пути по России! Она его не отдаст!
Император пока отказывал вновь прибывшим в приеме. Анатолий становился с каждым днем все мрачнее. Ему, честно говоря, было совсем не до того, чтобы воплощать в жизнь то, что Матильда нафантазировала себе во время нелегкого пути. Вымечтанные ею хлопоты по украшению дома, заказу драгоценностей, пошиву нарядов так и оставались мечтами. Анатолия заботило лишь одно: почему царь до сих пор не назначает аудиенцию?
Он не скрывал от жены своих опасений, и Матильда однажды поняла, что больше не способна переносить неизвестности, решила взять дело в свои руки. В конце концов, она родственница русского государя. И может действовать через свою кузину, великую княгиню Елену, ранее звавшуюся Фредерикой Вюртембергской, — жену великого князя Михаила Павловича.