Преступления страсти. Алчность
Шрифт:
Тем временем Морган, пробыв в Панаме недели три и добросовестно разграбив все, что попадалось ему под руку на воде и на суше, отдал приказ готовиться к отъезду.
24 февраля 1670 года Морган вышел из Панамы со всеми своими силами. Он вел за собой сто пятьдесят семь мулов, груженных ломаным и чеканным серебром, пятьдесят или шестьдесят мужчин, женщин, детей и рабов. Эти несчастные страдали от жажды и голода. Печальнее всего было смотреть на бедных женщин, прижимавших к груди детей, которых им нечем было кормить. Они на коленях просили Моргана, чтобы он отпустил их, однако жалобы несчастных не вызывали у него никакого отклика. Он отвечал, что не желает слушать их стенания: ему нужны деньги, а без денег и не подумает кого бы то ни было выпустить из своих рук. Вот если за них дадут богатый выкуп, тогда они смогут идти, куда пожелают.
Очевидец событий рассказывал:
«Красавице, о которой мы уже говорили выше, Морган приказал идти с двумя пиратами, и бедняжка испытывала те же страдания от палящего солнца и трудностей пути, как и остальные женщины. Морган не запрещал оказывать женщинам услуги, но на эту несчастную (я не без основания называю ее именно так, поскольку судьба подстерегала ее повсюду) дозволение его не распространялось. У нее были друзья-монахи, и она попросила их заплатить за нее выкуп; однако монахи за деньги несчастной женщины выкупили своего собрата; ей не удалось отправить и рабов с письмом: Морган перехватил письмо и рабов увез с собой на Ямайку. Но пираты все же узнали, что деньги на выкуп дала эта женщина, и отпустили ее, а монаха схватили».
Когда Морган вошел в поселение на берегу реки Чагре, он сообщил всем пленным, что они должны внести свой выкуп в трехдневный срок, иначе он заберет их с собой. Тем временем он принялся заготавливать рис и маис. Часть пленных была выкуплена.
Тогда Морган созвал своих людей и потребовал от них, по старому пиратскому обычаю, дать клятву, что никто не утаит ни шиллинга, будь то серебро, золото, серая амбра, алмазы, жемчуг или какие-нибудь другие драгоценные камни. На всякий случай он провел обыск, причем приказал обыскать и себя самого, а также всех капитанов. Воришек не нашли, хотя это не значило, что их не будет впредь. На следующий день отряды получили свою часть добычи, каждому воину досталось по двести реалов.
Слитки серебра оценивали в десять реалов за штуку, драгоценности шли буквально за бесценок, и много их пропало, о чем Морган предупредил пиратов. Заметив, что дележ вызвал у команд недовольство, Морган стал готовиться к возвращению на Ямайку. Он приказал разрушить крепость и сжечь ее, а бронзовые пушки доставить на борт своего корабля; затем он поставил паруса и без обычных сигналов вышел в море; кто хотел, мог следовать за ним. За Морганом пошли лишь три, а может быть, четыре корабля, на которых находились его единомышленники, те, кто был согласен с дележом добычи. Французские пираты погнались за ним на трех или четырех кораблях, рассчитывая расквитаться за этот откровенный грабеж. Однако у Моргана были изрядные запасы всего съестного, и он мог идти без стоянок, что его врагам было не под силу.
Забегая вперед, следует сказать, что испанцы покинули разрушенную Панаму и отстроили новый город под тем же названием в другом месте.
О бесчинствах Моргана можно рассказывать долго… Его не исправила даже тюрьма. Да-да, вскоре после возвращения на Ямайку Морган был арестован (за время его похода Англия и Испания заключили мирный договор). Попал под арест и бывший губернатор, приятель его дядюшки, хорошо нажившийся на пиратских доходах, которые ему исправно платил Морган за, как мы сказали бы теперь, «крышу». И губернатора, и пирата отправили в Англию. Все думали, что королевский суд постановит вздернуть пирата за все его прегрешения на виселице, но двор не смог забыть оказанных им услуг. Все-таки, как это ни дико звучит, государственный престиж Англии как королевства хоть и грабительского, но сильного, с которым связываться опасно, Морган поддерживал истово! Поэтому его не только не повесили, но даже выпустили… под честное слово, так сказать, но на самом деле — под залог тех процентов, которые будут отчислены двору из будущих грабежей. Морган не боялся того, что его доходы уменьшатся. Он не сомневался, что в море он совершенно свободен, может делать что хочет, все пути к обогащению ему открыты.
И все же пиратский адмирал знал, до какой степени важно для будущего избавиться от судебных преследований. Будь у него важная должность, он мог бы обделывать свои дела куда свободней! Он пустил в ход деньги, и вскоре… вскоре получил постановление суда с приговором: «Виновность не доказана». А также королевский рескрипт о назначении его вице-губернатором Ямайки и главнокомандующим ее военно-морских сил.
Волк был отпущен на волю, мало того — получил полную возможность шнырять среди овец и делать с ними что ему вздумается…
И тут с Морганом произошло очень странное превращение.
На высоком посту, став к тому же и «главой судебного ведомства», бывший пират превратился в добросовестного преследователя флибустьеров, своих прежних друзей и собутыльников. О нет, он не раскаялся в прежних деяниях и не намеревался обратить прежних приятелей на путь истинный! Просто он отлично знал все маршруты пиратских кораблей, их стоянки, способы утаивать добычу и требовал… огромных взяток за прекращение преследований. А кончилось все это тем, что его состояние достигло миллиона фунтов стерлингов. Алчный пират стал подлинным мульти-миллионером, потому что, если перевести эту сумму на нынешний курс, получится просто фантастическая цифра. Причем это были только известные деньги. А сколько кладов зарыл он по островам Карибского архипелага — кладов, которые безуспешно пытаются отыскать любители приключений и по сей день, — неведомо. Тайну их Морган унес с собой в могилу… вернее, в пучину морскую.
О нет, он не пал в бою при абордаже и не был, по обычаю, брошен в море. «Праведная» жизнь явно не пошла ему на пользу… Он умер смертью вполне «сухопутной» — от цирроза печени. Некогда сухой, поджарый, неотразимый и красивый (при всем своем жестоком нраве Морган был красавец!) флибустьер превратился в преждевременно состарившегося толстяка, разбитого всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями, в числе которых был и туберкулез. Ему исполнилось лишь пятьдесят три года, когда он отправился в ад. А куда же еще?! И если его душа там мучилась и страдала, терпя все те мучения и страдания, которым он некогда подвергал свои жертвы, то и бренным костям бывшего пирата не было покоя. Моргана торжественно, с подобающими его последнему сану церемониями, похоронили в Порт-Ройяле в церкви Св. Екатерины. Но спустя четыре года произошло сильное землетрясение. Из моря пришло цунами. Огромная волна захлестнула город, разрушила и уничтожила кладбище и много зданий. Останки самого знаменитого английского флибустьера были смыты в море.
Деньги — это самое… самое…
(Софья Блюфштейн, Россия)
Может быть, если бы она обладала даром царя Мидаса — превращать в золото все, к чему прикасалась, — она могла бы быть счастлива? Едва ли! Ей всегда было мало того, что у нее имелось, это раз, а во-вторых, просто прикоснуться к камню и в следующее мгновение уже держать в руках золотой слиток… хм… так скучно! Деньги были самым важным в ее жизни, ради них она не жалела ни себя, ни других, но столь же важной была афера, игра, риск. Другие на ее месте волокли бы нажитое или награбленное в темный захорон и сидели тихо, пользуясь богатством, но только не она. Чем больше — тем лучше, чем опаснее — тем лучше. Так думала Сонька Золотая Ручка, настоящее имя которой…
А имя ее было совсем даже убого — Шейндля-Сура. Совершенно в духе убогонького местечка Повонзки Варшавского уезда, где родилась она на свет в семье здешнего барыги (то есть скупщика краденого) Лейбы Соломониака. Ничего удивительного в папенькиной профессии, впрочем, не было: здесь все промышляли краденым, давали в долг, драли три шкуры, грабили кого ни попадя, ну а сестра Шейндли Фейга была такой воровкой, что, чудилось, чужое добро само прилипало к ее рукам. Шейндля другой жизни просто не знала, так и думала, что все люди делятся на тех, кто ворует, и тех, у кого воруют. По сути дела, так оно и есть. Умом она не была обделена, ну и, само собой, решила, что лучше не отягощать себя излишними добродетелями, а сразу пойти по той дорожке, которую уготовила для нее судьба: примкнуть к тем, кто грабит. В облапошенных числиться не хотелось, лучше облапошивать самой.