Преступления страсти. Ревность (новеллы)
Шрифт:
«Немедленно» на языке женщин той эпохи означало часа полтора как минимум. То есть всего через два часа (включая дорогу) герцогиня ворвалась в Лувр, словно буря, и понеслась в апартаменты королевы, едва сдерживая рвущийся из груди крик:
– Вы спасены, мадам!
Всхлипывая от счастья, Анна и герцогиня де Шеврез рассматривали аксельбант. Две подвески были приделаны так искусно, что сам ювелир, сделавший остальные десять, затруднился бы отличить их от других.
– Вы спасены, мадам, – повторила герцогиня. – Но давайте подумаем не только о благодарности нашему далекому другу, но и об отмщении нашему близкому врагу. О мести кардиналу!
Анна была, конечно, ангельски добра и мила, однако даже самая милая и добрая женщина становится сущей эринией, [4] когда ее пытаются погубить или опозорить. Поэтому она кивнула с мрачно-торжественным выражением: да, пришло время за все отомстить кардиналу!
И вот настал день, на который был назначен бал. Королева заканчивала одеваться, когда в ее будуар вошел король в сопровождении кардинала. Король был мрачен, кардинал поигрывал легонькой ухмылочкой.
4
Эринии – богини мщения в античной мифологии. (Прим. автора.)
Людовик окинул наряд жены мрачным взором и дрожащим от обиды голосом произнес:
– Радуюсь вашему выздоровлению, однако очень раздосадован, видя, что вы не удосужились выполнить мою просьбу.
– Какую просьбу, сир? – удивилась Анна, широко распахнув свои голубые, чистые, очень красивые глаза. – Я вас не понимаю!
– Конечно, она не понимает, – пробормотал кардинал – как пишут драматурги в своих пьесах, «в сторону».
– Я просил вас надеть некое украшение! – повысил голос король. – А вы этого не сделали!
– Мудрено надеть украшение, которого нет, – опять же в сторону промурлыкал Ришелье.
– Как это нет? – еще сильнее удивилась королева.
– Сударыня, сударыня… – с отеческим выражением проговорил Ришелье. – У вас нет аксельбанта с подвесками, который был вам подарен его величеством в знак его любви и… супружеской верности! – Последние слова кардинал произнес особенно задушевно и в то же время укоризненно. – Заботясь о спокойствии государства, о спокойствии короля, я следил за странным поведением герцога Бэкингема, когда он пребывал при нашем дворе, и убедился, что он имел дерзость искать вашей благосклонности. Разумеется, вы с негодованием отвергли его происки, а что до подарка, ему сделанного, – аксельбанта с бриллиантовыми подвесками, я не сомневаюсь, что он был сделан исключительно из жалости к несчастному, ставшему жертвой безрассудной и безнадежной, я в этом убежден, – подчеркнул кардинал, – страсти. Вы-то его пожалели, однако не знали, что за мелкая и алчная у него душонка. Видимо, по возвращении случилась у нашего бонвивана немалая нужда в деньгах, и он не нашел иного средства поправить свои обстоятельства, как снести ваш подарок перекупщику. Тот разрознил подвески и пустил их в продажу по жидовским лавочкам… У одного такого жида-ювелира и были моим агентом в Лондоне выкуплены вот эти две драгоценные подвески…
Ришелье вынул из складок своей красной сутаны какую-то коробочку и протянул королю. Тот открыл ее… Блеснули бриллианты.
– Ах! – произнес Людовик сдавленным голосом и онемел. И без того длинное лицо его вытянулось еще больше, а обычно бледные щеки сделались от негодования пунцовыми.
Анна Австрийская смотрела на мужа, чуть приподняв брови, как бы в крайнем изумлении. Герцогиня де Шеврез молилась всем святым, чьи имена могла только вспомнить, чтобы они дали ей силы не расхохотаться во весь голос.
– Ваше величество и вы, монсеньор, – заговорила наконец королева, у которой более не было сил длить комедию, – потрудитесь взглянуть вот сюда…
Она повела рукой в сторону туалетного столика, и король с кардиналом, послушно повернув головы, увидели на нем небольшой, обтянутый черным бархатом футляр.
Король подумал, что он где-то уже видел этот футляр.
А кардинал не верил своим глазам: судя по донесению графини де Лануа, именно в таком футляре лежал пресловутый аксельбант с подвесками!
– Откройте его, ваше величество, – сладко улыбаясь, предложила Анна.
Король взял футляр – и тут же вспомнил, где видел его раньше: кажется, именно в нем раньше лежал драгоценный аксельбант… Он нервным движением распахнул футляр, да так и ахнул, увидав созвездие бриллиантов.
– Что сие значит, монсеньор? – гневно воскликнул Людовик, испепеляя взглядом Ришелье.
– Меня… меня обманули, ваше величество, – пролепетал несчастный, чувствуя, что обугливается под взором короля, и не в силах даже попытаться скроить хорошую мину при плохой игре.
– Вас обманули? – ядовито переспросила Анна. – Вас? Да вы сами обманете кого угодно. Вот и сейчас лгали, злоумышляя против нашего супружеского союза, хотели обманом посеять раздор между моим любимым супругом и мною. Вы просто негодяй!
– Смилуйтесь, ваше величество… – пролепетал Ришелье, не в силах прийти в себя.
– Смиловаться? – расхохоталась Анна. – Нет! Я была бы к вам милостива, если бы вашими поступками руководила истинная забота о благе короля и моей нравственности, которую, по вашему мнению, я преступила. Но вы шли на поводу у темной, позорной ревности отвергнутого любовника, который когда-то плясал передо мной сарабанду и осмеливался делать мне позорные предложения, склоняя не только к супружеской, но и к государственной измене!
Король вытаращил глаза. Тут Анна выхватила заранее приготовленное письмо – то самое! – и швырнула его в лицо кардинала.
Письмо не долетело по назначению – Людовик кинулся на него, словно волк на добычу, и перехватил в полете, едва не щелкнув зубами (а может быть, даже и щелкнув, о том свидетельств не сохранилось).
– Что сие значит?! – теперь уже прорычал он, мгновенно пробежав глазами письмо.
– Не знаю, – пожал плечами кардинал, все-таки умудрившийся вернуть себе хладнокровие. – Позвольте взглянуть, сир, тогда я буду знать, в чем меня здесь обвиняют.
Ришелье посмотрел на письмо и снисходительно усмехнулся.
– Он еще смеется! – возопил король, потрясая письмом. – Да вас за это колесовать мало!
– Не стоит убивать верного слугу из-за какой-то жалкой подделки, – сказал Ришелье. – Лучше выслушайте моего секретаря. Эй! Приведите Ландри! – крикнул он слугам.
Пока бегали за секретарем кардинала, королева и герцогиня де Шеврез успели переглянуться. В их взглядах было и облегчение, что они лихо выпутались из неприятной истории с подвесками, и досада: все шло к тому, что кардинал столь же лихо выпутается из истории с письмом…