Преступления страсти. Ревность (новеллы)
Шрифт:
В ту пору в Виндзоре часто устраивали маскарады. Народу на них собиралось столько, что танцевать было решительно невозможно из-за толкотни. Таким образом, леди Клэрик ничего не стоило, увидав, что лорд появился в костюме, украшенном знаменитым аксельбантом, приблизиться и отстричь две подвески. Бэкингем ничего не заметил, однако, на счастье, у него был внимательный камердинер, который обратил внимание своего господина на то, что двух подвесок не хватает – наверное, сорвались с аксельбанта.
Бэкингем мгновенно вспомнил достопамятный бал во Франции, во время которого с его костюма дождем сыпались жемчужины. Но они-то были нарочно едва пришиты, в то время как алмазные подвески держались крепко. Значит, их срезали. Он вспомнил, что леди Клэрик так и вертелась около него на нынешнем балу… Этой дамой вряд ли двигала корысть! Она была ревнива и мстительна, она могла задумать повредить его обожаемой королеве!
Бэкингем мгновенно понял, что надо делать, чтобы уменьшить опасность, грозящую Анне. Он послал нескольких курьеров в портовые города (власть этого человека была практически безгранична!), а камердинера – за лучшим ювелиром Лондона.
Тем временем в Париже Ришелье сделал вид, что ему стало очень жаль ее величество, которая и впрямь имела самое печальное и унылое выражение на своем прелестном лице, и стал советовать королю примириться с женой, а для этого дать большой бал. Ведь королева так любит танцевать!
– А уж если еще, – вкрадчиво говорил Ришелье, – ваше величество окажет королеве особое внимание, мигом утихнут все злобные и нелепые слухи о каких-то приключениях в Компьене и Амьене. Тем более вы убедитесь, что сплетни не имели под собой никакого основания, если королева явится на балу при аксельбанте с бриллиантовыми подвесками. Помните, ваше величество, тот голубой аксельбант, ваш подарок?
– Конечно, помню, – кивнул король. – Только я давно не видел его на плече королевы. Должно быть, он ей не нравится.
– Как может не нравиться такое великолепие? – сладчайше улыбнулся Ришелье. – Но даже если и так, королева обязана внимательно относиться к вашим дарам. Кроме того, про аксельбант ходили какие-то неприятные слухи… Нет, я не хочу повторять всякие глупости. Мы должны дать отпор клеветникам! Пусть королева наденет подвески – и дело с концом. Да вы сами увидите, что все мгновенно онемеют.
Короли и королевы – необычные люди. Они не могут вот так, запросто, как мы, пойти друг к другу и сказать: «Послушайте, милочка моя, я желаю видеть вас завтра на балу в подвесках, мною подаренных, и только попробуйте их не надеть, я жестоко обижусь!» Короли и королевы пишут друг другу письма. Так что вечером того же дня ее величество Анна Австрийская получила от его величества Людовика XIII письмо следующего содержания: «Государыня и возлюбленная супруга! С удовольствием и от всего сердца сознаемся в неосновательности подозрений дерзких и несправедливых, которые пробудились в нас по поводу некоторых событий в Амьене. Мы желали бы публично заявить вам, сколь глубоко были мы тронуты невольной несправедливостью. Посему завтра, 9 января, приглашаем вас в замок Сен-Жермен, и если вы желаете доказать вашу незлопамятность, то потрудитесь надеть аксельбант, подаренный вам в начале прошедшего года. Этим вы совершенно нас порадуете и успокоите. Людовик».
Можно себе представить, в какой шок повергло королеву милое супружеское письмо! Даже мадам де Шеврез растерялась и слова не нашла, чтобы утешить ошеломленную королеву. Обе мгновенно поняли, что письмо подсказано мстительным и ревнивым кардиналом, который проведал о подаренных подвесках. Возможно, король еще не знает об этом, но несомненно узнает, если королева явится на бал без украшений. Последствия могли быть самые ужасные: публичное уличение в прелюбодеянии, развод, ссылка, монастырь, разрыв Францией отношений с Испанией и Англией… А главное – вечный позор, которому будет предано имя Анны Австрийской, вся вина которой состояла в том, что она отчаянно хотела любить и быть любимой! Не слишком ли дорогая плата за одну ночь счастья?
Анна отчаянно озиралась по сторонам. Любой королевский дворец в Париже и окрестностях – это вместилище греха, и ей чудилось, будто ее предшественницы-королевы, грешившие всласть, хихикают сейчас над ней: «Как же ты глупа, Аннет! Как говорится, не тот вор, кто украл, а тот, кто попался! Ты попалась, тебе и отвечать!»
Кое-как собравшись с мыслями, Анна решила притвориться больной недели этак на две, а тем временем послать в Лондон к Бэкингему доверенного человека с письмом, в котором будет умолять герцога возвратить подарок, ставший доказательством ее измены.
Мадам де Шеврез всячески поддержала идею и взялась сама уведомить короля о внезапном нездоровье супруги. Она собственноручно написала письмо: ее-де величество при всем желании не может воспользоваться радушным приглашением монарха, поскольку приболела. Разве что потом, спустя неделю, а то и две… Примите, ваше величество, уверения в совершеннейшем к вам почтении! И прочая, и прочая, и прочая. О злополучном же аксельбанте и помину не было.
На другой день от короля явился камергер – проведать больную королеву, за ним появился лейб-медик, в услугах которого Анна Австрийская в самом деле нуждалась. Ведь только что вернулся человек, которого она посылала в Англию, вернулся ни с чем: все порты на той стороне Па-де-Кале закрыты, ни одно судно не выходит из них и туда не входит! В Англию попасть невозможно! Так что понятно, почему королева находилась в тяжелейшем нервном припадке, и помощь доктора пришлась весьма кстати.
Другое дело, что проку от нее никакой не было…
Еще два дня королева и ее подруга предавались мрачному унынию, прощаясь если не с жизнью, то с добрым именем и свободой, готовясь если не к плахе, то к насильственному пострижению в монахини. А на третий день преданный слуга доставил в опочивальню мадам де Шеврез какой-то странный пакет. Герцогиня вскрыла пакет – он был адресован на ее имя – и сначала лишилась дара речи, а потом восторженно закричала:
– Королева спасена!
В пакете было письмо Бэкингема и сверток. Первым делом мадам де Шеврез развернула письмо. «Заметив кражу подвесок, – писал герцог, – и догадываясь о злоумышлении на спокойствие королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал запереть все порты Великобритании, оправдывая это распоряжение мерой политической: ради препятствия к сношению подданных моего короля с мятежниками Ла-Рошели. Король одобрил мои распоряжения и приписал их моей заботливости к поддержанию доброго согласия между Англией и Францией. Пользуясь временем, я заказал хорошему ювелиру заменить отрезанные две подвески новыми, и, надобно отдать ему справедливость, он сделал свое дело как нельзя лучше, в чем легко убедитесь и вы при первом взгляде на аксельбант, который при сем препровождаю. Курьер мой пробудет в Париже целые сутки, и ко времени его возвращения все порты Великобритании будут снова открыты.
Скажите государыне, что, если бы дело не касалось ее спокойствия, я ни за что не расстался бы с ее бесценным подарком, который ежечасно осыпал поцелуями и слезами. Теперь, кроме воспоминания, не остается в душе моей иного сокровища, но уж это у меня не отнимет никакая сила в мире, и я сохраню это воспоминание в глубине моего сердца до той минуты, в которую оно замрет под рукой смерти. Эти слова, надеюсь, вы передадите королеве вместе с ее подарком!»
– Одеваться немедленно! – вскричала мадам де Шеврез, соскакивая с постели.