Преступник и преступление на страницах художественной литературы
Шрифт:
Теперь наш ужас достиг крайних пределов <…> Вскоре нашим черепам суждено будет сгореть дотла и превратиться в головешки…
Нет, больше страдать мы были не в силах! Мера наших мучений переполнилась, и мы жаждали смерти, которая должна была положить конец нашим мукам. Эти муки усиливались от криков, которые доносились с противоположной стороны лагеря. Даже в этот страшный час мы узнали голоса Виргинии и Виолы. Безжалостное чудовище велело привести их сюда, чтобы они были свидетельницами нашей казни. Мы не видели их, но их дикие и жалобные вопли говорили о том, что ужасная картина предстала пред их глазами.
Все жарче и жарче разгорался огонь, все ближе и ближе подобрались и уже лизали нас языки
Все предметы поплыли у меня перед глазами, деревья заколебались и зашатались, весь земной шар закружился с бешеной скоростью.
От страшной боли мой череп, казалось, был готов лопнуть. Мозг как бы ссыхался…[145]
К счастью, пленникам повезло: подоспевший в последнюю минуту индейский вождь Оцеола спас их от ужасной неминуемой смерти.
Другой пример убийства с особой жестокостью, причем путем бездействия, мы обнаруживаем в романе М.А. Шолохова «Поднятая целина». В казацкую станицу к одному из действующих лиц, Якову Лукичу Островному, люто ненавидевшему советскую власть, приехали два белогвардейских офицера, один из которых в прошлом был его уважаемым начальником. Цель приезда «их благородий» — поднять казаков на вооруженную борьбу с Советами. С помощью Якова Лукича заговорщики развернули активную деятельность. Все это происходило на глазах у престарелой матери Островнова, которая стала делиться новостями обо всем происходящем с соседками. Узнав об этом, Яков Лукич до смерти напугался, ибо обнаружение заговора грозило ему неизбежным расстрелом. Тогда он запер мать в небольшой комнатушке и приказал домашним не давать ей ни воды, ни еды. Через несколько дней старушка умерла в страшных муках от голода и жажды[146].
Убийство, совершенное общеопасным способом (п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Как следует из постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г., под общеопасным способом убийства следует понимать такой способ умышленного причинения смерти, который заведомо для виновного представляет опасность для жизни не только потерпевшего, но и хотя бы еще одного лица (например, путем взрыва, поджога, производства выстрелов в местах скопления людей, отравления воды и пищи, которыми помимо потерпевшего пользуются другие люди).
Для иллюстрации этого положения нам вновь (да не взыщет читатель!) придется вспомнить эпизод из романа «Оцеола — вождь семинолов», когда Желтый Джек решил отомстить Виргинии Рэндольф — дочери своих хозяев-плантаторов. Читатель помнит, что мерзавец задумал поистине чудовищное мщение: в бассейн, где обычно плавала Виргиния, Желтый Джек заманил огромного аллигатора в надежде на то, что рептилия растерзает ничего не подозревающую девушку во время купания. Однако в тот день в бассейне вместе с Виргинией оказалась служанка Виола, и ее жизни тоже угрожала опасность. Бросившийся в воду спасать сестру молодой Джордж Рэндольф также легко мог стать жертвой аллигатора (что, кстати, едва не произошло, не подоспей вовремя спаситель Джорджа — Оцеола).
Случай с отравлением питья описан в «Трех мушкетерах» Дюма в главе «Анжуйское вино». Во время осады крепости Ла-Рошель д’Артаньян получил письмо от некоего Годо, трактирщика, в котором сообщалось, что друзья храброго гасконца — Атос, Портос и Арамис посылают д’Артаньяну двенадцать бутылок анжуйского вина. Обрадованный таким трогательным вниманием друзей, он устроил дружескую пирушку и пригласил разделить трапезу и вино двоих приятелей-гвардейцев. Один из прислуживавших на обеде, некто Бримзон, был удостоен д’Артаньяном чести попробовать этот чудесный напиток.
Едва пирующие поднесли кубки к губам, как раздался пушечный «гром»:
Убийство из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Согласно п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г., как убийство из корыстных побуждений следует квалифицировать убийство, совершенное в целях получения материальной выгоды для виновного или других лиц (денег, имущества или прав на его получение, прав на жилплощадь) или избавления от материальных затрат (возврата имущества, долга, выполнения имущественных обязательств, уплаты алиментов и др.).
В этой связи уместен вопрос, возможно ли при убийстве из корыстных побуждений наличие иного мотива, который может выступать даже в качестве доминирующего?
Известный криминолог С.М. Иншаков дает, на наш взгляд, утвердительный ответ на этот вопрос. Говоря о типологии личности корыстных преступников, Иншаков выделяет, в частности, самоутверждающийся тип молодых людей, «совершающих корыстное преступление с целью завоевать авторитет сверстников» (такой тип распространен среди несовершеннолетних преступников)[148]. Но разве не может подобный тип быть характерен для тех взрослых преступников, которые пытаются «проверить себя», «узнать предел своих возможностей», «почувствовать себя сверхчеловеком»? В чем же, в таком случае, будет заключаться, как образно выразился Ю.М. Антонян, психологическая выгода от совершения преступных действий», если «внешне» все свидетельствует только о корыстном мотиве[149]?
Представляется целесообразным в этой связи привести определение самоутверждения, данное Ю.М. Антоняном: «…под самоутверждением можно понимать желание достичь высокой самооценки своей личности, повысить самоуважение и уровень собственного достоинства и вызванное этим поведение. Отношение к самому себе изменяется в результате определенных поступков, направленных на преодоление своих внутренних психологических проблем, неуверенности в себе, субъективно ощущаемой слабости…»[150] А разве не таков Родион Раскольников — герой «Преступления и наказания», убивший старуху-процентщицу Алену Ивановну, чтобы завладеть ее деньгами? Но разве только деньги нужны были Раскольникову? Нет! И он сам в этом признается: «Я… захотел осмелиться, и убил <…> для себя убил, для себя одного! <…> И не деньги главное нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были как другое… мне другое надо было узнать… смогу ли я переступить или не смогу? <…> Тварь ли я дрожащая или право имею…»[151].