Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы
Шрифт:
Итак, — мы торопимся, совершая большие переезды, чтобы наш начальник прибыл в подозрительные области раньше, чем в пределах Италии мог бы распространиться какой-либо слух о появлении самозванца. Но как мы ни спешили, летевшая пред нами словно на крыльях молва выдала нас и, прибыв в Агриппину, мы нашли дело в состоянии, уже не соответствовавшем нашим замыслам. Отовсюду стекалось множество народа, все спешили поддержать Сильвана, стянуто было много войск. В данных обстоятельствах казалось более подходящим, чтобы наш начальник смиренно подделался под мысли и желания нового государя, для вида увеличив его силы своим ложным присоединением. Таким способом можно было надеяться, усыпив его осторожность разными прикрасами лести, провести его, не вызывая в нем никаких подозрений; Удача этого плана представлялась весьма сомнительной, так как приходилось с величайшей осторожностью поджидать удобного момента, не опередив его и не упустив. Если бы наши намерения
Наш командир был принят весьма любезно; подчиняясь обстоятельствам, он преклонил на торжественном приеме колени перед возгордившимся, облеченным в пурпур самозванцем. Сильван оказывал ему большое уважение и обращался с ним, как с близким другом. Свободно допуская его к себе и приглашая к императорскому столу, Сильван стал приглашать его на тайные совещания относительно способов достижения единовластия. Он жаловался на то, что недостойных людей возвышают до консулата и высших постов, а что он сам и Урзицин после многих тяжких трудов, перенесенных на благо государству, попали в такую немилость, что сам он был позорно оскорблен следствием над друзьями и обвинен в оскорблении величества, а Урзицин отозван с Востока и предан ненависти своих врагов. Эти жалобы он повторял не раз и с глазу на глаз, и публично. Такие шли разговоры, а нас между тем все более пугал доносившийся отовсюду ропот солдат, которые жаловались на, нехватку всего и горели желанием форсировать со стремительной быстротой теснины Коттиевых Альп.
При этом опасном настроении умов мы обсуждали на тайных совещаниях способ привести в исполнение наш план; не раз менялись решения под воздействием страха, и мы остановились наконец на следующем. Тщательно отыскали мы осторожных исполнителей дела и, взяв с них клятву, стали склонять на свою сторону бракхиатов и корнутов, [66] которые не отличались особенной верностью и которых можно было за высокую плату склонить к чему угодно. Таким образом дело было совершено через посредников из простых солдат, которые подходили для такого дела даже своей безвестностью и были подкуплены обещанием щедрой награды. И вот внезапно, на первом рассвете едва забрезжившего утра, собрался отряд вооруженных людей и, проявляя, как это обыкновенно бывает в рискованных предприятиях, невероятную дерзость, проник во дворец и перебил стражу. Сильван спрятался от страха в часовне; его вытащили оттуда и, когда он попытался укрыться в месте собраний христианской общины, зарубили мечами.
66
Название воинских подразделений.
Так окончил свою жизнь полководец, имевший за собой немалые заслуги. Интриги преступников опутали его, когда он отсутствовал, и, чтобы спасти свою жизнь, он решился на крайнее средство. Констанций был ему очень обязан за переход на его сторону во главе тяжеловооруженной конницы перед битвой при Мурзе, [67] но Сильван опасался неустойчивости и непостоянства Констанция, хотя имел за себя громкие дела отца своего. Бонита, который, будучи франком по происхождению, много раз сражался в междоусобной войне против партии Лиииния на стороне Константина.
67
Ныне Эссек на Драве в Венгрии. Здесь произошла 28 сентября 351 г. большая и страшно кровопролитная битва между войсками Констанция и Магнениия. Победа осталась на стороне Констанция. Zos. II 42–54.
Еще до этих событий, разыгравшихся в Галии, в Риме в цирке однажды — неизвестно, на основании ли каких-либо данных, или просто по предчувствию, раздались громкие крики: «Сильван побежден!».
Гибель Сильвана в Агриппине, как я о ней рассказал, преисполнила императора радостью, и так как главными чертами его характера были гордость и чванство, то он приписал эту удачу исключительно своему счастью: совершавших храбрые дела людей он всегда ненавидел, как Домициан, и старался перещеголять каким-либо качеством, не имеющим отношения к личному мужеству. Он был настолько далек от мысли похвалить за успешное выполнение дела, что обронил в своем письме несколько слов о захваченных будто бы галльских сокровищах, которых никто не касался, Он отдал приказ произвести — строжайшее следствие, допросив Ремигия, который был тогда казначеем при нашем начальнике. Этот самый Ремигий позднее при Валентиниане был казнен через повешение по делу о триполитанском посольстве. По окончании этого дела Констанций стал еще более чваниться, словно он сравнялся с небом и повелевает судьбою; его превозносили льстецы, число которых он преумножал, выказывая презрение недостаточно искусным и отстраняя их от себя. Про Креза
По восстановлении спокойствия начались, как обычно, сыски, и многие, словно преступники, были закованы в оковы и цепи. В дикой радости вознесся Павел, этот дьявольский доносчик, и дал широкий простор своим ядовитым козням. Следствие по делу вели гражданские и военные чины императорского совета, и было приказано подвергнуть пытке Прокула, доместика [68] Сильвана, человека слабого физически и болезненного. Всех охватил страх, как бы он, под воздействием на слабое тело страшной муки пыток, не обвинил в тяжких преступлениях всех без разбора. Но вышло совсем иначе, чем ожидали. Помня о сне, в котором ему было запрещено, как он утверждал, давать показания против кого-либо невиновного, он не назвал и не выдал никого, хотя и был замучен до полусмерти. Упорно оправдывал он деяние Сильвана и давал самые неопровержимые доказательства того, что не честолюбие, а необходимость вынудила егозамыслить то, на что он посягнул. Он выставлял аргумент, удостоверенный показаниями многих, а именно: за пять дней до того, как Сильван возложил на себя императорскую повязку, он выдал жалование войску от имени Констанция и обратился с речью к солдатам, внушая им быть храбрыми и сохранять верность. Было ясно, что если бы он собирался посягнуть на императорский венец, то раздал бы эту большую сумму золота от своего имени.
68
При всех высших чинах, особенно военного звания, состояли доместики, начальники личной охраны и ближайшие доверенные. Институт этот — германского происхождения; из него выросли мажордомы франкских королей.
После Прокула осужден был на смертную казнь Пэмений, который когда тревирцы заперли ворота своего города перед Цезарем Деценцием, возглавил организацию обороны. [69] Затем казнены были комиты Асклепиодот, Луттон, Маудион и вместе с ними многие другие, так строго в те времена преследовались дела, подобные описанному.
Мариеллин Аммиан. Римская история. — СПб.: Алетейя,1994.
ПОСЛЕДНИЙ ЩИТ РИМА
69
Деценций — брат претендента Магнеция, с которым Констанций боролся с 351 по 353 год. Магнеций назначил своих братьев Дезидерия и Деценция Цезарями. Деценций правил в Галлии и в 353 г., будучи разбит аламаннским царем Хонодомарием, лишил себя жизни.
После смерти императора Феодосия в 395 г. смуты в Римской империи особенно усилились. Империя была разделена между малолетними сыновьями Феодосия. Восток был отдан восемнадцатилетнему Аркадию, вялому, неповоротливому и сонливому юноше, а Запад — одиннадцатилетнему слабоумному Гонорию. При нем советником и фактическим правителем являлся вандал Флавий Стилихон. Он был женат на племяннице умершего императора Феодосия Серене, даровитой и энергичной женщине. Стилихон был выдающимся полководцем и дальновидным политиком.
В это время над Римской империей нависла новая опасность. Воинственные племена готов, жившие в восточной части империи, сплотились и начали военные действия. На народном собрании готы выбрали своим вождем — конунгом — одного из самых прославленных своих воинов — Алариха. Восставшие готы двинулись против Константинополя и, взяв с него выкуп, обрушились на Македонию и Грецию. Без всякого труда прошел Аларих Македонию и Грецию, везде опустошая города, захватывая богатую добычу и уводя жителей в рабство.
Войска, во главе которых стоял Стилихон, начали успешную борьбу с готами. Адариху с трудом удалось уйти от поражения. Но готы решили готовиться к новому походу. Они собирали войска, заставляли греческих мастеров готовить им оружие.
В ноябре 401 г. готские полчища вторглись в Италию, которую до того времени еще не коснулось одно варварское нашествие. Ужас объял страну. Богатые и знатные люди, спасая жизнь и имущество, готовились бежать в Сицилию или Африку. Трусливый Гонорий собирался искать убежища в Галлии. Энергия и мужество Стилихона и на этот раз спасли положение.